Обольстить грешника - Элизабет Хойт

Но все же выжившие были. Например, Алистэр Манро. Манро не был солдатом Двадцать восьмого полка, он был натуралистом, прикомандированным к полку для описания и определения животных и растений по заданию его величества. Конечно, индейцы, которые напали на полк у Спиннерс-Фоллс, не делали различий между солдатом и гражданским лицом. Манро был схвачен вместе с группой, в которую попал Джаспер, и испытал то же, что и все, кого, в конце концов, выкупили. Джаспер, остановивший свою лошадь, чтобы пропустить шумных носильщиков портшезов, содрогнулся при этом воспоминании. Почти никто из пленников, которых гнали через темные, звенящие от москитов леса Северной Америки, не вернулся живым. А те, которые вернулись, сильно изменились. Джаспер иногда думал, что частица и его души осталась в тех темных лесах…

Он отогнал эти мысли и направил Белл на широкую фешенебельную площадь «Линкольнз инн». Джаспер подъехал к высокому красивому зданию из красного кирпича, с обрамленными белым кирпичом окнами. Он спешился, передал поводья ожидавшему мальчику-слуге и, поднявшись по ступеням, постучал в дверь. Спустя несколько минут дворецкий проводил его в кабинет.

— Вейл! — Мэтью Хорн встал из-за большого письменного стола и протянул руку. — На следующий день после свадьбы. Не ожидал увидеть тебя так скоро.

Джаспер взял его за обе руки. На Хорне был белый парик, у него, как и у всех рыжих, была бледная кожа, на щеках розовели пятна, оставленные ветром или бритвой. Без сомнения, годам к пятидесяти лицо его приобретет багровый оттенок. Высокие скулы казались тяжелыми и угловатыми, словно для того, чтобы притушить красоту лица. Глаза у него были голубые и теплые, в уголках рта виднелись морщинки, хотя он еще не отпраздновал свой тридцатый день рождения.

— Я негодяй, что так скоро оставляю возлюбленную жену мою. — Джаспер отпустил руку Хорна и отступил назад. — Но боюсь, время не терпит.

— Пожалуйста. Садись.

Джаспер откинул полы камзола и сел в кресло напротив Хорна.

— Как здоровье вашей матушки?

Хорн возвел глаза к потолку, как будто мог увидеть спальню своей матери, находившуюся на верхнем этаже над ними.

— Прикована к постели, но духом она сильна. Когда у меня получается, я пью с ней чай, и она всегда интересуется последними сплетнями.

Джаспер улыбнулся.

— На музыкальном вечере у Эддингсов ты упомянул о Спиннерс-Фоллс, — напомнил Хорн.

— Да. Ты помнишь Сэма Хартли? Капрала Хартли? Он был проводником нашего полка до форта Эдуард.

— И что же?

— Он вернулся в Лондон в прошлом сентябре.

— Жаль, что не встретился с ним. В это время я путешествовал по Италии. — Хорн наклонился и дернул за шнурок звонка.

Джаспер кивнул:

— Он приходил ко мне. Показал письмо, попавшее ему в руки.

— Что за письмо?

— В нем сообщалось, каким маршрутом пойдет Двадцать восьмой пехотный полк от Квебека до форта Эдуард, включая дороги и точное время, когда мы окажемся у Спиннерс-Фоллс.

— Что? — Глаза Хорна сузились, и Джаспер увидел, что перед ним уже не мальчик, а мужчина. Уже давно не мальчик.

Джаспер подался вперед.

— Нас предали, о нашем местонахождении сообщили французам и их индейским союзникам. Полк попал в ловушку у Спиннерс-Фоллс и был зверски уничтожен.

Дверь кабинета Хорна отворилась, и вошел высокий худощавый дворецкий. — Сэр?

— А… да, — смутился Хорн. — Да, попросите принести нам чаю.

Дворецкий поклонился и вышел. Хорн подождал, пока за ним закрылась дверь, и потом заговорил:

— Но кто мог это сделать? Единственные, кто знал наш маршрут, — это проводники и офицеры. — Он постучал пальцами по столу. — Ты уверен? Ты видел это письмо? Может быть, Хартли как-то не так понял его.

Джаспер покачал головой:

— Я видел письмо, это не ошибка. Нас предали. И я и Хартли думаем, что это был Дик Торнтон.

— Ты сказал, что говорил с ним перед тем, как его повесили.

— Да.

— И что же?

Джаспер глубоко вздохнул.

— Торнтон поклялся, что он не предатель. Он намекнул, что это был один из тех, кого захватили индейцы.

Хорн посмотрел на него широко раскрытыми глазами, тряхнул головой и рассмеялся:

— И ты веришь этому убийце, Торнтону?

Джаспер посмотрел на свои руки, зажатые между коленями. Он и сам много раз задавал себе этот вопрос.

— Торнтон знал, что умрет. У него не было смысла лгать мне.

— Если только он не сумасшедший. Джаспер кивнул:

— Даже если и так… Во время того перехода Торнтона вели как арестанта в кандалах. Он шел в конце колонны. Думаю, он мог что-то видеть, слышать то, чего не слышали мы, занятые продвижением полка.

— И если ты принимаешь за правду слова Торнтона, то куда это тебя приведет?

Джаспер смотрел на него, не шевелясь. Хорн развел руками:

— Ты ведь не думаешь, что это я предал нас, Вейл? Ты думаешь, я просил, чтобы меня пытали, пока я от крика не потерял голос? Ты знаешь, какие кошмары мучают меня по ночам. Ты знаешь…

— Тише, — сказал Джаспер. — Прекрати. Конечно, я не думаю, что ты…

— Тогда кто? — Хорн посмотрел на него сквозь блеснувшие в его глазах слезы. — Кто из нас предал целый полк? Нейт Гроу? Они отрезали у него половину пальцев. Манро? Ему всего лишь вырезали один глаз. Совсем невысокая плата за предательство, верно?

— Мэтью…

Но Хорн его не слышал.

— Тогда Сент-Обин? О, он умер. Возможно, он просчитался, и его сожгли на костре. Или…

— Замолчи, черт тебя побери! — сказал Джаспер тихо, но достаточно громко, чтобы прервать этот страшный перечень. — Я знаю. Я все это знаю, черт возьми.

Хорн закрыл глаза и тихо сказал:

— Тогда ты знаешь, что ни один из нас не мог сделать этого.

— Кто-то смог. Кто-то устроил западню и повел на эту бойню четыре сотни солдат. Лицо Хорна исказилось.

— Проклятие!

В комнату вошла горничная с подносом. Оба мужчины молчали, пока она ставила его на уголок стола. Она вышла, дверь тихо закрылась. Джаспер смотрел на своего старого друга, своего товарища по оружию былых лет.

Хорн отодвинул в сторону стопку бумаг.

— Чего ты хочешь от меня?

— Я хочу, чтобы ты помог мне найти того, кто нас предал, — ответил Джаспер. — А потом помог бы мне убить его.

Лорд Вейл вернулся домой намного позднее обеденного часа. Мелисанда знала это, потому что в его большой гостиной в передней части дома на каминной полке стояли ужасающе уродливые часы. Розовые пышнотелые нимфы выделывали на циферблате курбеты, которые, очевидно, должны были выглядеть эротично. Мелисанда презрительно фыркнула. Как мало знал о настоящей эротике человек, создавший эти часы! Сидевший у ее ног Маус насторожился, услышав шум, вызванный появлением лорда Вейла. Он подошел к двери и, просунув нос в щель, принюхался.