Соловьиная ночь - Констанция О'Бэньон

— Вы поговорите с ней?

Старуха кивнула.

— Полагаю, вы воспользуетесь дилижансом?

— У меня нет выбора. Тетч взял экипаж, а у меня нет времени дожидаться его возвращения. Я должна выехать немедленно.

— Вы даже не дождетесь похорон вашей сестры? Кэссиди опустила глаза. Ей было стыдно смотреть на добрую повитуху.

— Я уже попрощалась с сестрой.

— Тогда я пришлю Элоизу Габбинс к гостинице как можно скорее.

Подхватив свой узел, повитуха направилась к двери.

— Скажите, — крикнула ей вслед Кэссиди, — далеко ли находится Равенуортский замок?

Мауди пожевала губами и проворчала:

— Для вас, может быть, это будет вообще путешествие в один конец.

— Что вы имеете в виду? — рассердилась Кэссиди. Старуха пожала плечами.

— Ничего я не имею в виду. Но советую вам быть поосторожней. Если вы собираетесь подкинуть герцогу ребенка, не думайте, что это будет приятной прогулкой.

Глаза Кэссиди упрямо блеснули.

— Вы думаете, мне с ним не совладать? — она гордо вскинула голову. — Ну это мы еще посмотрим! Он, конечно, человек весьма состоятельный и именитый, однако, и у меня есть кое-какие права!

Четыре дня Кэссиди тряслась в переполненном дилижансе. Когда она, наконец, сошла у деревни Равенуорт, ее переполняла ярость. У нее почти не оставалось денег, чтобы платить кормилице и покупать еду. Но единственное, что ее беспокоило, это чтобы хватило денег на обратную дорогу.

Вместе с кормилицей Кэссиди направилась к гостинице «Голубой голубь» в надежде снять там комнату, чтобы немного передохнуть и привести себя в порядок, прежде чем идти в замок Равенуорт.

Глядя на массивные башни старинного замка, возвышающиеся над деревенскими крышами, Кэссиди впервые почувствовала робость. Однако она не собиралась поддаваться страху и отчаянию. Ей нужно было исполнить последнюю волю Абигейл. Она гнала от себя боль и тоску, не давала воли слезам и поклялась сделать все, чтобы дочь Абигейл заняла свое законное место в отцовском доме.

Глядя на дорогу, круто взбиравшуюся к замку, Кэссиди вдруг подумала о том, что герцога может вообще не оказаться дома. В этом случае будущее погружалось в полную неизвестность. Кэссиди взглянула на главную башню и увидела развевающийся флаг, который возвещал о том, что герцог находится в замке.

Ее стали одолевать горькие мысли. Что, если герцог намерен держать все происшедшее в тайне? Может быть, он даже женат? Что, если, пообещав Абигейл жениться на ней, он вовсе не собирался этого делать? Намерен ли он вообще признать ребенка своим? Но если он будет все отрицать и откажется от дочери, что тогда делать ей, Кэссиди?

Рейли расхаживал по кабинету, размышляя о том, как много предстоит ему сделать для восстановления и благоустройства родового гнезда. За долгие годы в герцогстве накопилось немало и других проблем. Иногда ему даже казалось, что было бы лучше, если бы титул и замок действительно перешли к Хью. Тогда бы он, Рейли, был свободен от всех хозяйственных забот.

Он присел на край массивного дубового стола и пробежал взглядом по пыльным корешкам книг на полках. Запустение царило и в кабинете. Старинные книги нуждались в уходе, иначе они сгниют и обратятся в прах. Пожалуй, некоторые из них уже не удастся реставрировать.

В дверь постучали, и Рейли встретил Амброуза недовольным взглядом. Он предупреждал слуг, чтобы его не беспокоили.

— Прошу прощения, ваша светлость, — извинился Амброуз. — Но у ворот стоит молодая женщина. Она хочет вас видеть. Я сказал ей, что сегодня вы не принимаете, но она заявила, что не уйдет, пока не поговорит с вами…

— Она сказала, как ее зовут?

— Нет, ваша светлость. Она отказалась назвать себя.

— Но что же ей нужно? — раздраженно воскликнул Рейли.

— Понятия не имею, ваша светлость. Она не сказала, — ответил дворецкий. — Но она интересовалась, женаты ли вы и есть ли у вас дети.

— Наверное, это еще одна деревенская просительница, — недовольно вздохнул Рейли. — Может, направить ее к миссис Фитцвильямс?

— Я, конечно, не хочу настаивать, ваша светлость, но мне показалось, что это благородная дама. С ней служанка и, кажется, ребенок.

Рейли подумал о том, сколько у него неотложных дел с бумагами. С тех пор как он взялся за восстановление замка, заботы обрушивались на него одна за одной. То садовник просил денег на ремонт оранжереи, то экономка жаловалась, что не хватает рабочих рук, то являлись с просьбами Хью и его мать. Кроме всего прочего, требовался его постоянный контроль над восстановительными работами, которые продвигались крайне медленно. Словом, его разрывали на части.

Рейли неохотно кивнул.

— Я ее приму. Однако объясните ей, что у меня очень мало времени.

Когда дворецкий провел Кэссиди в прихожую, она ощутила растущий трепет. Высокие потолки были украшены затейливыми орнаментами. Сквозь витражи солнечный свет разноцветными бликами ложился на ковры.

На стенах, облицованных дубовыми панелями, висели расшитые золотом и серебром гобелены.

Если бы не общее запустение и неухоженность, заметные повсюду, помещение можно было бы смело назвать великолепным. Однако здесь пахло плесенью, дубовые панели были обшарпаны, а обивка покрыта пятнами. Как жаль, что такой прекрасный замок так запущен, подумала Кэссиди.

Впрочем, состояние дома вполне соответствовало ее представлению об этом человеке, которого она заранее ненавидела. Если он имеет обыкновение столь небрежно относиться к людям, то что говорить о его отношении к вещам?

Дворецкий повернулся к Кэссиди и жестом пригласил следовать за собой.

— Его честь милостиво согласился вас принять. Но вы должны принять во внимание, что он очень занятой человек.

Кэссиди взяла из рук кормилицы младенца и попросила ее подождать. Затем, неловко ступая по затертому турецкому ковру, она последовала за дворецким по коридору со сводчатым потолком.

Что она скажет герцогу?

Когда дворецкий остановился перед тяжелой дубовой дверью, у Кэссиди слегка задрожали колени.

— Входите, — сказал дворецкий. — Их светлость ждет вас.

Прикрываясь младенцем, словно щитом, Кэссиди двинулась вперед, готовая немедленно вступить в бой.

Войдя, она запнулась, на мгновение ослепленная яркими лучами солнца, которое било в огромные, от пола до потолка, окна кабинета. Когда ее глаза привыкли к свету, она увидела, что ее враг сидит за громадным дубовым столом и со скукой глядит на посетительницу.

Кэссиди зашагала прямо к нему, чувствуя, как в ее сердце закипает ярость.

Она не ожидала, что герцог окажется брюнетом — ведь у ребенка были светлые волосы. Его взгляд был таким пронзительным, словно он видел ее насквозь. Жесткая линия губ говорила о том, что ему довелось немало испытать в жизни.