Солдат, не спрашивай - Гордон Диксон

— Вы хотели, — продолжал Ян, будто его и не прерывали, — чтобы он погиб. А он все никак не погибал. И с каждым разом рисковал все больше и больше, потому что он вбил себе в голову, что должен когда-нибудь произвести на вас впечатление, — хотя, повзрослев, он в конце концов и понял, какие цели вы преследуете. Да, знал и все равно хотел доказать вам, что он вовсе не неудачник. Вы же сами внушили ему это неистребимое желание, вы просто изуродовали его еще в мальчишеском возрасте.

— Давай, давай, — прошипел Кенебак. — Только как бы тебе потом не пришлось пожалеть о своих словах.

— Поэтому он и оставил Землю и стал профессиональным военным, — уверенно и спокойно продолжал Ян, — Не потому, что его призвали в армию, как какого-то парнишку с Ньютона, и не потому, что он был потомственным профессионалом с Дорсая или просто был голоден, как какой-нибудь шахтер с Коби, а исключительно для того, чтобы доказать, как вы в нем ошибались. Он нашел единственную сферу деятельности, в которой вы не в состоянии были с ним тягаться, и писать вам он, должно быть, начал специально, чтобы дать вам это понять, — отчасти гордясь своими успехами, отчасти для того, чтобы вы наконец удостоили его одобрительного хлопка по плечу, которого он так и не дождался…

Кенебак сидел в кресле и тяжело дышал. Глаза его просто-таки метали молнии.

— Но вы просто не отвечали на его письма, — говорил Ян, — Думаю, таким образом вы надеялись подтолкнуть его на какую-нибудь смертельно опасную авантюру, в которой он наконец-таки свернет себе шею. Но ничего такого не случалось. Более того, он стал продвигаться по службе. В конце концов он стал офицером и командиром отряда. Вот тут-то вы и забеспокоились всерьез. Стало ясно, что не за горами то время, когда он, продвигаясь по службе все выше и выше, перестанет принимать непосредственное участие в боевых действиях и жизнь его окажется вне опасности.

Кенебак по-прежнему сидел совершенно неподвижно, только слегка наклонясь вперед. Создавалось впечатление, что он то ли молится, то ли всеми силами души страстно желает, чтобы Ян наконец закончил свой рассказ.

— И вот, — продолжал Ян, — на его тридцать третий день рождения — то есть за день до того, как он, нарушив приказ, повел своих людей в расположение противника, — вы прислали ему поздравительную открытку. Вот эту…

Из кармана пиджака он извлек сложенную открытку, когда-то, очевидно, яростно скомканную, а теперь тщательно разглаженную. Ян раскрыл ее и положил на столик, стоявший между их креслами, так, чтобы Кенебаку были видны и рисунок, и надпись под ним. Кенебак взглянул на нее.

На открытке был изображен стилизованный заяц, у ног которого валялись ружье и каска и который занимался тем, что рисовал у себя на спине широкую желтую полосу[6]. Под рисунком печатными буквами была выведена надпись: «А на хрена все это надо?»

Кенебак медленно отвел взгляд от открытки и взглянул на Яна. Уголки глаз миллионера как-то странно изогнулись, и рот растянулся в каком-то ужасном подобии улыбки.

— А что еще?.. — прошептал Кенебак.

— И кое-что еще, — ответил Ян. — К открытке было приклеено вот это…

Он как бы невзначай снова полез в карман.

— Не выйдет! — торжествующе взвизгнул Кенебак.

Одним прыжком он оказался за спинкой собственного кресла и начал медленно отступать к темному проему окна за спиной, выхватив пистолет. В полной тишине гостиной выстрел прозвучал оглушительно. Ян сидел все так же неподвижно, только тело его вздрогнуло от мощного удара пули.

И тут Ян ожил. Невероятно, но после попадания крупнокалиберной пули, шок от удара которой наверняка вывел бы из строя обычного человека, Ян мгновенно вскочил и бросился вперед. Кенебак вскрикнул снова — на этот раз явно в ужасе — и продолжал отступать, стреляя на ходу.

— Умри же! Умри, ты… — орал он.

Но огромная фигура дорсайца неотвратимо надвигалась на него. Тяжелые пули еще дважды попадали в него, и от их ударов он поворачивался вокруг своей оси, но каждый раз, как нападающий на футбольном поле, стряхивающий с себя чужих защитников, продолжал рваться вперед, огромными шагами сокращая расстояние между собой и отступающим Кенебаком.

Еще раз вскрикнув, Кенебак почувствовал, что теперь за ним только низкий подоконник открытого окна. На мгновение его лицо исказила гримаса нечеловеческого ужаса. Он быстро огляделся, но бежать было некуда. Все это время он лихорадочно нажимал и нажимал спусковой крючок, но теперь раздавалось только щелканье бойка. Пробормотав что-то бессвязное, он швырнул бесполезное теперь оружие в Яна, но огромный дорсаец уже почти добрался до него, широко расставив руки.

Кенебак наконец не выдержал этого ужасающего зрелища. Воя, как побитый пес, он повернулся и нырнул в открытое окно за мгновение до того, как эти ужасные руки смогли бы схватить его. Наконец-то он был на свободе. Ему предстояло лететь еще целых девяносто этажей. Вскоре его вой затих где-то далеко внизу и наступила тишина.

Ян остановился. Еще секунду он стоял перед окном, по-прежнему сжимая в правой руке то, что незадолго до этого вытащил из кармана. Потом, как подрубленное дерево, рухнул на пол… как раз в тот момент, когда Тайберн и техник прожгли наконец в потолке дыру и спрыгнули в комнату сквозь дымящееся отверстие. Они чуть не растоптали тот небольшой предмет, который выпал из обессилевшей руки Яна. Предмет, который на деле оказался двумя предметами, соединенными вместе. Это были маленькая кисточка и прозрачный тюбик ярко-желтой краски.

— Надеюсь, вы все-таки понимаете, — сказал Тайберн в один прекрасный ледяной декабрьский день, две недели спустя, когда они с поправившимся Яном стояли в здании космопорта, ожидая начала посадки на лайнер, отправляющийся к Сириусу, — что вы здорово рисковали. Просто счастье, что все так обошлось.

— Нет, — ответил Ян. Похоже, к нему вернулась его обычная флегматичность. После лечения в Манхэттенской больнице он немного осунулся, но поправился с быстротой, являвшейся следствием чисто дорсайского здоровья, — Счастье тут ни при чем. Все произошло именно так, как я и планировал.

Тайберн изумленно уставился на него.

— Но ведь… Если бы Кенебак не отправил из комнаты своих бандюг, чтобы иметь повод пристрелить вас, когда вы сунули руку в карман или если бы прежде всего у вас не оказалось с собой той открытки… — Тут он внезапно задумался, — То есть вы хотите сказать?.. — Он недоуменно взглянул на Яна, — Раз открытка была у вас, вы сознательно хотели остаться наедине с Кенебаком?..

— Это была просто разновидность поединка, — объяснил Ян. — Уж это-то моя стихия. Вы решили, что это Кенебак здорово приготовился ко встрече со мной. Но все как раз наоборот.

— Но ведь вам пришлось явиться к нему…

— Иначе было нельзя, — почти холодно отозвался Ян. — Он ни за что бы не решил, что должен прикончить меня раньше, чем я прикончу его. А решив убить меня, он сразу поставил себя в положение нападающего.