Васек Трубачев и его товарищи - Валентина Осеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А дядю Якова как жалко! – прошептал Петя Русаков.
– Неужели мы и Митю больше не увидим? – горько спросила Нюра.
Васёк глубоко вздохнул:
– Как такое письмо напишешь? Мы ведь уже не раз думали. И всё ничего не получалось. А ведь надо же наконец известить родителей.
Малютин снова макнул в чернильницу перо и придвинул к себе бумагу.
– Самое главное – начать, – озабоченно сказал Саша.
– «Дорогие Митины родители!» – с чувством продиктовала Лида.
Сева написал.
– Теперь надо очень осторожно, – испуганно предупредил он.
Ребята молчали, подыскивая подходящие слова.
– Лучше всего – писать прямо, – решил Мазин. – «Нам сообщили, что Митя опасно ранен…»
– С ума сошёл! – возмутились девочки. – Разве так можно? У Мити мама старенькая, она испугается сразу.
– Конечно. Сначала о жизни что-нибудь… вообще… как они живут… Что ты думаешь, Васёк? – спросил Одинцов.
– Я бы тоже сразу правду сказал, – нерешительно высказался Васёк.
– Нет, лучше подготовить, что вот у многих теперь горе, потому что война, – глядя на огонь лампы, начала Нюра. – «Дорогие Митины родители! Как вы живёте? У всех сейчас много горя…»
– Может, и правда… – вздохнули ребята.
– Давайте напишем начерно, а потом перепишем, – сказал Сева, записывая слова Нюры.
Но дальше дело не шло. Ребята предлагали то одно, то другое, но всем казалось, что это не те слова, что в них нет утешения и теплоты.
– У самих сердце болит, да ещё писать об этом надо, – расстроенно бормотал Мазин.
– И как это мы не можем написать! – с горечью сказал Одинцов.
– Так ведь это не простое письмо, – серьёзно возразил ему Малютин.
Васёк поглядел на часы – было очень поздно.
– Вот что, ребята: давайте расходиться по домам! Завтра нам на делянку идти. Придётся сегодня письмо отложить, но пусть каждый подумает хорошенько. Завтра соберёмся опять.
Хмурые и недовольные собой, ребята молча смотрели, как Васёк прятал в ящик стола начатый лист бумаги.
Когда все собрались уходить, дверь вдруг открылась и вошла запыхавшаяся от ходьбы тётя Дуня.
– Васёк, – крикнула она ещё с порога, поднимая вверх маленькое серое письмецо, сложенное треугольником, – тебе на госпиталь пришло! Читай скорей! Я всю дорогу бегом бежала. От кого бы это?.. Батюшки мои!..
Васёк схватил письмо и бросился к лампе:
– Ребята, от Генки! – Руки его дрожали.
Ребята онемели от испуга и ожидания.
В письме было наспех написано несколько строк:
«Дорогие товарищи, други мои! Один человек обещал мне доставить вам эту весточку, и потому спешу сообщить, что Митю вашего мы от смерти отратували, жив-здоров теперь будет боец Митя, не плачьте за него, други мои. Митя ваш на ноги ещё не встаёт и писать сам не может, но, чтоб вы не сомневались, что он выдужал от своих ран, шлёт собственноручную подпись и горячий комсомольский привет.
Ваш Гена Наливайко».
Внизу стояли две неровные буквы: «М. Б.».
– Митя Бурцев! – задыхаясь от счастья, прошептал Васёк.
– Митя!.. Митенька!.. – Девочки крепко обнялись. – Какое счастье!..
Ребята, не веря своим глазам, смотрели на Генкины каракули и на волшебные буквы внизу: «М. Б.».
– Садись за стол, Севка! – заорал вдруг Мазин, ударив об пол кепкой. – Где письмо родителям? Сначала будем писать. Начисто, без помарок! Садись, Севка!
– Садись, садись! – усаживали Севу товарищи и, захлёбываясь от радости, со всех сторон диктовали ему новое письмо.
– Ах ты батюшки! Да вы хоть не все сразу! В ухо-то ему не кричите! – глядя на них, улыбалась тётя Дуня.
– Ничего, ничего… – бормотал Сева, торопясь записать всё, что ему диктовали ребята.
По новому письму выходило, что Митя Бурцев, верный сын своей Родины, геройски сражался с фашистами и, получив смертельные раны, совершенно выздоровел и скоро снова пойдёт в бой.
«Слава родителям, у которых такой сын! Счастье нам, что у нас такой вожатый! Пионерский отряд школы № 2», – торжественно подписал в конце письма Сева Малютин. Потом каждый из ребят поставил под посланием начальные буквы своего имени и фамилии. Васёк тоже подписал совсем как Митя: «В. Т.».
К семи часам утра ребята собрались около школы. Леонид Тимофеевич уже был там и о чём-то оживлённо беседовал с двумя Миронычами. Ребята быстро разобрали топоры, пилы. Елена Александровна ещё с вечера заготовила хлеб и огурцы и теперь выдавала их на руки. Вышли на улицу.
– Не рассыпайтесь по всей мостовой, – сказала Елена Александровна, – в городе нужно идти организованно.
Несмотря на ранний час, люди уже куда-то торопились. Проехали мимо на грузовиках красноармейцы, прошли ремесленники в рабочих спецовках. Встретились девушки в военной форме.
– На работу идёте? – весело окликнули они пионеров.
– На работу! В лес! Деревья валить! – бодро, вразнобой ответили им ребята.
На окраине стали встречаться огородники с мешками, лопатами.
Ребята вышли за город, миновали шлагбаум. Перед глазами открылось широкое ровное шоссе.
Васёк оглядел товарищей. Их было много – старых и новых, испытанных друзей и просто одноклассников. Были тут славные ребята из других классов, с ними он познакомился только недавно на стройке. Все они относились к нему тепло, по-дружески.
Но были среди школьников и такие, как Тишин, Петрусин. Алёшу Кудрявцева, несмотря ни на что, Ваську не хотелось даже мысленно ставить с ними рядом.
Старые друзья Трубачёва всю дорогу шли с ним вместе, говорили о военных событиях, о Мите, о том, что скоро кончится война и Митя вместе с учителем снова вернутся в школу. В новую школу, отстроенную с их помощью.
Вдоль шоссе потянулся густой лес. Леонид Тимофеевич, Елена Александровна и два Мироныча шли прямо по дороге, окружённые школьниками. В толпе слышались шутки, смех, громкие голоса.
Внезапно на Трубачёва нахлынули воспоминания. Казалось, стоит только закрыть глаза – и увидишь свежее украинское утро, Митю, Сергея Николаевича, подводу, на которой ехал отец учителя… Всё это было совсем недавно… Вот так шёл Сергей Николаевич, а вот так, по краю шоссе, Митя… И Валя шла, срывая крупные белые ромашки.
А потом по шоссе шагали на фронт бойцы с запылёнными суровыми лицами. И вдоль этого потока учитель двигался навстречу ребятам и горнил ещё и ещё, чтобы показать им, что он здесь…
Никогда не забудет Васёк, как, прощаясь, Сергей Николаевич соединил их руки в своих ладонях…