Ромен Гари, хамелеон - Мириам Анисимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тридцатого ноября, за два дня до смерти, Ромен позвонил Флоранс де Лавалетт, которая жила в великолепном особняке в глубине парка Ларошфуко. Он попросил ее зайти после обеда, чтобы поговорить о Диего, ведь она много им занималась. Флоранс никогда раньше не была в квартире Гари; он принял ее в «меховой» гостиной. Они беседовали на протяжении целого часа, но он расспрашивал ее только о том, что она как мать и учитель думает о воспитании его сына. Но в конце беседы, уже прощаясь, Гари вдруг обмолвился ей, что собирается в Женеву к своей знакомой Сюзанне Салмановиц, и вынул из кошелька два билета. На следующий день Бернар де Лавалетт, возвращаясь домой около половины седьмого, встретил Ромена Гари на улице Бак. Он выходил из туристического агентства и поведал Бернару (который являлся одним из его душеприказчиков), показывая ему билет, что второго декабря отправляется в Швейцарию для решения некоторых вопросов.
Вечером Жорж Кейман случайно заметил Ромена Гари на рю дю Бак сквозь витрину магазина и сделал ему знак рукой. Гари недавно дал ему прочитать «Прощай, Гарри Купер», надеясь, что Кейман узнает манеру письма Эмиля Ажара в книге, вышедшей под именем Ромена Гари.
Вечером на следующий день Гари отправил Кейману письмо, в котором предлагал как можно скорее встретиться, чтобы урегулировать некий вопрос, касающийся завещания и требующий немедленного разрешения. Он позвонил медсестре, которая обычно делала ему уколы, и попросил сделать инъекцию перед отъездом в Женеву.
В понедельник первого декабря Гари отправил письмо своему врачу Луи Бертанья, которое тот получил утром на следующий день — в день, когда Ромен Гари покончил с собой. Ничто в этом письме не намекало на возможность подобной развязки. Напротив, было похоже на то, что Гари чувствует себя гораздо лучше.
Второго декабря в час дня Ромен Гари обедал со своим издателем Клодом Галлимаром в ресторане «Рекамье». Домой его отвез шофер Галлимара. Выйдя из машины, Гари сделал несколько шагов по направлению к дому, но тут же вернулся, пожал водителю руку и просто сказал ему: «До свидания, Жерар».
Гари поднялся к себе. Сына дома не было, а Лейла Шеллаби ушла в парикмахерскую. Примерно в половине пятого Ромен набрал номер своей преданной подруги Сюзанны Салмановиц.
Он попросил разрешения какое-то время пожить в ее женевской квартире. Она заверила, что всегда рада видеть его у себя. У Сюзанны была на примете прекрасная квартира в том же доме, где ему будет гораздо удобнее, чем в комнатушке на улице Муайбо. «Отлично, — заключил Гари, — значит, я прилетаю завтра трехчасовым рейсом. Но я хочу попросить тебя о маленьком одолжении. Пожалуйста, встреть меня у трапа самолета». Она пообещала, что сделает всё возможное, чтобы ей это разрешили. В любом случае она его встретит.
Рю дю Бак, 108 — дом Ромена Гари. 2007.
Фото М. Дуцева.
Повесив трубку, Ромен Гари пошел к себе в комнату, задвинул жалюзи и задернул двойные занавески. Он достал голубой с белым рисунком чемоданчик, в котором хранил свой пятизарядный «Смит-и-Вессон» тридцать восьмого калибра с номером 7099–983, выбитым на корпусе и барабане. Раскрыл чемоданчик на полу у кровати, вынул револьвер из кобуры и положил свои очки рядом с чемоданчиком. Затем он снял костюм, носки и туфли, оставшись в одном нижнем белье и рубашке, которая была на нем во время встречи с Клодом Галлимаром. Аккуратно сложив одежду на стоявший рядом стул, он покрыл подушку красно-бежевой салфеткой. Лег на кровать, укрылся по пояс одеялом и взял револьвер. Сжал губами дуло, направленное вверх, и нажал на спусковой крючок.
Лейла Шеллаби вернулась домой около пяти; приоткрыв дверь в комнату Гари и увидев, что свет потушен, она решила, что Ромен спит, и отправилась за покупками к ужину. Когда она вернулась, Гари все еще не встал, и она решила его разбудить. Первым, что Лейла увидела, войдя в комнату и включив свет, был листок бумаги, лежавший у изножия его кровати.
В этот день врач Ив Грогожа, живший в районе парка Ларошфуко, вернулся с работы раньше обычного — около пяти часов вечера. Через полчаса ему позвонила Флоранс де Лавалетт и попросила срочно зайти к Ромену. Она сказала, что Лейла Шеллаби обнаружила его тело и хочет посоветоваться с Грогожа. Но доктор мог только констатировать смерть и позвонить в полицию.
Комиссар полиции Анни Ожар прибыла на место происшествия в 18.45. Войдя в комнату, она увидела лежавшего на спине Гари, под головой была подушка. Его лицо было частично закрыто салфеткой, на губах нашли следы пороха и каплю крови. На ладони между указательным и большим пальцами Анни также обнаружила следы пороха.
Диего Гари находился у Флоранс и Бернара де Лавалетт, когда обнаружили тело его отца; домой он смог попасть только в 19.45, после того как тело отправили в морг.
Вскрытие решили не проводить — факт самоубийства был очевиден. Дежурный помощник прокурора г-жа Беназ связалась с врачом Делярю, чтобы тот осмотрел тело в Институте судебно-медицинской экспертизы.
Записку, которую нашла Лейла Шеллаби, Гари составил утром. Она была написана ровным четким почерком и адресована его издателю Клоду Галлимару. В полицию была передана копия, вложенная в конверт. В левом углу листа Ромен Гари приписал: «Для прессы». Лейла Шеллаби добилась у заместителя прокурора разрешения на открытое опубликование этого письма согласно воле писателя.
День Д.
Никакой связи с Джин Сиберг. Любителям разбитых сердец просьба не беспокоиться.
Конечно, можно отнести это на счет депрессии. Но тогда надо признать, что я пребываю в ней всю свою сознательную жизнь и что именно она позволила мне состояться как писателю.
Так в чем же причина? Возможно, ответ на этот вопрос следует искать в названии моей автобиографической повести «Ночь будет спокойной» и в заключительных словах моего последнего романа: «лучше не скажешь». Я наконец достиг предела самовыражения.
На следующее утро судебно-медицинский эксперт Мишель Делярю произвел осмотр тела. Следов побоев или иных телесных повреждений обнаружено не было, равно как и выходного отверстия пули на уровне черепного свода. Учитывая, что входное отверстие располагалось на уровне глотки, было установлено, что смерть наступила в результате самоубийства от огнестрельного ранения.
На следующий день после смерти Ромена Гари Жан Даниэль написал:
Сегодня французская литература, так сказать, надела траур по покончившему с собой писателю литовско-русского происхождения. На его надгробии напишут: «Французский писатель Ромен Гари». И это будет правильно. Но не стоит забывать, что он, как и многие другие, был прежде всего иммигрантом. Между прочим, одним из тех, о ком рассуждают: нужны ли они Франции вообще, как с ними ужиться и способны ли они в полной мере вписаться в славную французскую традицию.