Париж - Эдвард Резерфорд

– Странно видеть еврея-атлета: одно как-то не вяжется с другим, – обронил Роланд мимоходом в беседе с сыном. – Однажды был такой известный боксер Мендоса, верно, но он был из португальских евреев, а это совсем другое дело.

Сегодня Роланд де Синь специально вернулся домой в начале вечера, чтобы успеть переодеться и посетить одно небольшое светское мероприятие. Тем не менее, шагая от своего дома в сторону Люксембургского дворца, он сомневался: а не совершает ли он ошибку?

Недавно он присутствовал на благотворительном вечере и там встретился с Марком Бланшаром. Хотя вращались они в разных кругах, Роланд время от времени вспоминал о Марке, когда видел его статьи в серьезных газетах. Чаще всего это были обзоры выставок или книг, и читались они скорее как эссе, а не как тексты на заказ, но так и подобало писать признанному деятелю искусства с независимым состоянием. Они встретились глазами, и вежливость заставила их подойти друг к другу и поздороваться. Роланд осведомился о родителях Марка.

– Они оба очень неплохо себя чувствуют для людей столь преклонного возраста. Мой отец все еще интересуется происходящим в мире, хотя стал слегка забывчив. Уже много лет, как он отошел от дел и обосновался в Фонтенбло. А вы, месье де Синь, – в свою очередь спросил Марк, – по-прежнему проживаете в том доме на бульваре Сен-Жермен, которым владел ваш отец, если я правильно помню?

– Да, я по-прежнему живу в том доме. После войны я ушел в отставку, чтобы позаботиться о своем поместье и сыне.

– Я слышал, вы женились.

– Да, но, к сожалению, уже овдовел. Мой отец обожал жену, рано потерял ее и остался с единственным сыном. Никогда бы не мог предположить, что такая же участь ожидает и меня. Но, по-видимому, всемилостивый Господь решил, что, раз установив такой порядок в нашем роду, Он не будет ничего менять.

Марк выразил соболезнования по поводу утраты де Синя.

– А вы женаты? – поинтересовался аристократ.

– Еще нет, – признался Марк. – У меня слишком много других забот. Во время войны умер мой брат, и мне пришлось занять его место и возглавить семейное предприятие. Это совсем не то, чем я хотел бы заниматься, но кому-то нужно было поддержать дело для следующего поколения. И до сих пор я несу это бремя.

– Это не мешает женитьбе, – мягко заметил де Синь.

– Моя сестра говорит, что я слишком эгоистичен.

– Я отлично помню вашу очаровательную сестру. Она вышла замуж за того англичанина Фокса. Мне говорил ваш отец.

– Все верно. Они были весьма счастливы вместе, у них родилась дочь. К сожалению, Фокс стал одной из жертв эпидемии гриппа. Три года назад моя сестра с дочерью приехали в Париж навестить семью, и я страшно рад сообщить, что они так и не уехали.

– А! Я ничего не знал об этом.

– Кстати, – заговорил Марк после краткой паузы, – на следующей неделе я устраиваю небольшой прием. После смерти моей тети Элоизы я поселился в ее квартире недалеко от Люксембургского сада. Придут и Мари с дочерью. Буду искренне рад, если вы сумеете присоединиться к нам. Мы собираемся в среду вечером.

– Я уточню свои планы, когда вернусь домой, – сказал Роланд, не желая лишать себя возможности вежливо отказаться. – Но если окажется, что это время у меня свободно, приду с удовольствием.

Марк назвал ему адрес, и на этом они расстались.

Несколько дней Роланд не мог определиться, пойти к Бланшару или нет. Он не сомневался, что приятели Марка не придутся ему по вкусу. С другой стороны, было любопытно посмотреть, как выглядит повзрослевшая Мари. Роланд помнил, что в те дни, когда он сам думал жениться на ней, его привлекал именно ее образ в зрелые годы – такой, каким он себе его представлял много лет назад.

Нет никаких причин, чтобы отказать себе в удовлетворении любопытства, рассудил в конце концов Роланд. Достаточно быть вежливым и дружелюбным, а через час можно будет уже уйти. Он нащупал в кармане зажигалку.

Как ни глупо, но Роланд верил, что эта маленькая самодельная зажигалка из стреляной гильзы спасла ему жизнь. Кажется, он затронул душу Ле Сура, когда попросил его передать зажигалку сыну. Не потому ли Ле Сур не стал стрелять в него в тот день на линии фронта? Точно Роланд не мог этого знать. Может, Ле Сур никогда не решился бы нажать на курок, с зажигалкой или без. Но Роланду хотелось думать, что она приносит ему удачу, и почти всегда он держал ее при себе как талисман.

Но в этот вечер ему вовсе не требовалась удача. Он ничего не ждет от визита к Бланшару. И ни капельки не взволнован тем, что скоро снова увидит Мари, говорил себе Роланд, преодолевая небольшое расстояние между своим домом и квартирой Марка.

Собираясь вместе с дочерью к брату, Мари Фокс была в радужном настроении. Никогда нельзя было предугадать, что произойдет на очередной вечеринке у Марка. Однажды Мари довелось побеседовать там с писателем Кокто. В другой раз она даже обменялась парой фраз с американской романисткой Эдит Уортон. В эти дни все стремились быть в Париже, и Марк, казалось, знал каждого, кого стоило знать.

Когда Мари только начинала работать в «Жозефине», то раздумывала, не вернуться ли им с Клэр в район, где находились их старые семейные апартаменты, чтобы жить поближе к магазину. Останавливало ее два соображения. Во-первых, ей не очень хотелось возвращаться туда, где она жила раньше. Это слишком походило на отступление. Во-вторых, туда не хотела переезжать Клэр, утверждая, что тот район ужасно скучный.

Для Мари главным достоинством их нынешнего жилья была близость бесподобного Люксембургского сада. Когда вдова короля Генриха IV Мария Медичи захотела итальянский дворец, который напоминал бы ей о родной Флоренции, то нечаянно одарила будущие поколения парижан прелестным парком. Двадцать шесть гектаров зеленых насаждений окружают здание дворца, и там же находится большой восьмиугольный бассейн, где дети запускают игрушечные кораблики, кукольный театр, грот, тенистые аллеи для прогулок и газоны, на которых можно посидеть и позагорать на солнышке. Вдоль одной из аллей сада открывается прекрасный вид на Парижскую обсерваторию.

Но Клэр привлекал не сам сад, а район к югу от него.

Монпарнас. Гора Парнас. Обиталище богов. И если те боги, которые теперь селились на Монпарнасе, были по большей части бедняками, то их божественность ничуть не пострадала от этого. Художники, писатели, артисты, студенты – Монпарнас в двадцатые годы XX века напоминал Монмартр поколением ранее, с одной разницей: Монпарнас был интернационален по-новому. Итальянцы, украинцы, испанцы, африканцы, американцы, мексиканцы, аргентинцы, колония художников из Чили – все слетелись на Монпарнас и сделали его своим домом. Они стали интернациональным Парижем и быстро формировали растущий культурный клуб, который затем распространится от Парижа до Буэнос-Айреса, Нью-Йорка и стран Востока.

Вопрос решил Марк.

– Вы обе – в первую очередь Клэр, но и ты тоже, Мари, – должны иметь связи с авангардом. Людям, управляющим «Жозефиной», необходим стиль, шик и близкое знакомство со всем, что происходит. Мы продаем наши товары возле церкви Мадлен, наши покупатели – буржуазия, но нам нужно знать, что делается в Латинском квартале и на Монпарнасе.