Гений - Теодор Драйзер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не уходите, – сказал Юджин. – Не покидайте меня. Здесь так хорошо.
– Я не уйду. Я могла бы сидеть так целую вечность. Вот как сейчас – вы тут, а я тут.
– Вы читали «Оду греческой вазе»?[19]
– Да.
– Помните эти строки: «Прекрасный юноша, зачем бежишь…»
– Да, да! – с чувством откликнулась она.
– Не надо, – попросила она.
Он понял. Слишком много волнующего было для нее в высоком пафосе этой мысли. Ей стало больно, как было больно ему. Какая глубокая душа!
Они тихо покачивались; время от времени Юджин отталкивался ногой, и Сюзанна помогала ему. А потом они прошлись по пляжу и уселись на крошечной лужайке, у самой воды. Мимо них проходили другие гуляющие. Юджин обнял Сюзанну за талию, взял ее руку в свою, но что-то в молодой девушке мешало ему заговорить. Они молчали и в гостинице во время обеда и на обратном пути к станции – Сюзанна не захотела вызывать машину, и они шли пешком в темноте. Когда луна засеребрилась в небе, они остановились под высокими деревьями, и он взял ее руку.
– Сюзанна! – произнес он.
– Не надо, – прошептала она, отодвигаясь от него.
– О Сюзанна! – повторил он. – Разрешите мне сказать…
– Нет, нет, – прервала она его. – Не говорите ничего. Прошу вас, не надо. Лучше пойдемте дальше. Только вы да я…
Он умолк, так как ее голос, печальный, испуганный, все же звучал повелительно. Он не мог не повиноваться ей.
Они направились к маленькому домику, стоявшему у железнодорожного полотна и заменявшему вокзал, напевая какую-то забавную песенку из старинной оперетты.
– Помните, Сюзанна, как мы с вами в первый раз играли в теннис? – спросил он.
– Помню.
– А знаете, я еще до вашего прихода и потом, во время игры, испытывал какое-то странное волнение. А вы?
– Я тоже.
– Что же это такое, Сюзанна?
– Не знаю.
– И не хотите знать?
– Нет, нет, мистер Витла. Сейчас не надо.
– «Мистер Витла»?
– А как же иначе?
– Сюзанна!
– Давайте думать каждый про себя, – умоляющим голосом сказала она. – Здесь так прекрасно.
Они вышли на какой-то станции, ближайшей к Дэйлвью, и оттуда пошли пешком. По дороге он осторожно обнял ее.
– Сюзанна, вы не сердитесь на меня? – с щемящей болью в сердце спросил он. – Правда?
– Не спрашивайте меня. Только не сейчас. Нет, нет!
Он хотел было крепче прижать ее к себе.
– Только не сейчас, – повторила она. – Я не сержусь на вас.
Юджин умолк, так как они уже подходили к дому; в гостиную он вошел веселый и много смеялся и шутил. Рассказ о том, как они в толпе потеряли спутников, не вызвал ни у кого сомнений. Миссис Дэйл добродушно улыбалась. Сюзанна ушла к себе в комнату.
Зайдя так далеко и завладев этим чудеснейшим цветком, Юджин думал только о том, как бы сохранить его для себя. Казалось, с плеч у него свалилась вся тяжесть прожитых лет. Снова любить! Завоевать любовь этого чудного, совершенного создания! Просто не верилось, что судьба могла оказаться такой благосклонной и подарить ему такое счастье. Чем в сущности объяснить, что за последние годы он поднимался все выше и выше? После тяжелых дней в Ривервуде он одерживал одну победу за другой. Работа в газете «Уорлд», у Саммерфилда, у Кэлвина, в журнальном издательстве, встреча с Уинфилдом, прекрасная квартира в парке, – неужели боги стали милостивы к нему! Что все это значило? Почему судьба вдруг послала ему славу, богатство и Сюзанну в придачу? Бывают ли на свете такие чудеса? И к чему это все приведет? Может быть, судьба будет благоприятствовать ему и в том, чтобы освободиться от Анджелы, – или же…
Мысль об Анджеле все эти дни была для него мучительна. Он в сущности не питал к ней неприязни – ни теперь, ни раньше. За долгие годы совместной жизни они научились понимать друг друга, и их внутренняя связь настолько окрепла, что во многих отношениях лучшего нельзя было бы желать. После истории в Ривервуде Анджела решила, что уже не любит Юджина, как раньше, что она не в силах его любить, так как он слишком эгоистичен. Но это был самообман. Она любила его, и даже больше, чем себя, в том смысле, что готова была всем ради него жертвовать. Но с другой стороны, ее любовь была эгоистичной, она требовала, чтобы и он в свою очередь всем жертвовал ради нее. А Юджин нисколько не был к этому расположен, – опять-таки ни теперь, ни раньше. Он считал, что его жизнь не может уложиться в тесные рамки брака. Ему нужна была свобода, которая позволила бы ему делать все что угодно, сближаться с кем угодно, но он боялся Анджелы, боялся общественного мнения и отчасти боялся самого себя, то есть того, к чему могла его привести неограниченная свобода. Он жалел Анджелу, зная, что если он так или иначе расстанется с ней, она будет страдать, – но в то же время жалел и себя. За все эти годы непрерывного карабкания вверх красота ни на миг не утрачивала для него своей притягательной силы.
Не странно ли, как иногда все в жизни складывается таким образом, чтобы скорее привести к развязке! Словно трагедии, подобно растениям и цветам, таятся в крошечном семени, и какие-то силы, помогая их внезапному росту, доводят их до роковой зрелости. Жизнь иных людей – это розы, расцветшие в преисподней и горящие всеми огнями ада.
Начать с того, что Юджин стал очень рассеян; он не мог сосредоточиться ни на делах издательства, ни на планах строительной компании, ни на положении в своем собственном доме, где лежала больная Анджела. На следующее утро после поездки в Саут-Бич, во время которой Сюзанна проявила такую странную молчаливость, ему удалось пробыть с ней несколько минут наедине на террасе в Дэйлвью. Она не казалась удрученной – во всяком случае, это не бросалось в глаза, – но в ней чувствовалась непривычная серьезность, свидетельствовавшая о том, что в душе ее происходит какая-то сложная работа. Когда она вышла к нему, чтобы сообщить, что уезжает в Территаун вместе с матерью и несколькими друзьями, ее большие глаза смотрели на него открыто и честно.
– Я должна ехать, – сказала она. – Мама договорилась по телефону.
– Значит, я вас больше не увижу здесь?
– Нет.
– Вы меня любите, Сюзанна?
– Да, да, – ответила она и как-то понуро отошла в дальний угол террасы, где никто не мог их видеть.
Он бесшумно последовал за нею.
– Поцелуйте меня, – сказал он.