Земля обетованная - Барак Обама

как он успеет проработать этот вопрос с Путиным. Если предположить, что нам удастся удержать Медведева, нам предстояло преодолеть еще одно серьезное дипломатическое препятствие: убедить скептически настроенное китайское правительство проголосовать за санкции против одного из своих основных поставщиков нефти.

"Насколько это вероятно?" спросил меня Макфол.

"Пока не знаю", — сказал я. "Оказывается, избежать войны сложнее, чем ввязаться в нее".

Семь недель спустя самолет Air Force One приземлился в Пекине для моего первого официального визита в Китай. Нам было приказано оставить в самолете все электронные устройства, не относящиеся к правительству, и действовать в предположении, что за нашими коммуникациями ведется наблюдение.

Даже за океаном возможности китайской разведки были впечатляющими. Во время предвыборной кампании они взломали компьютерную систему нашего штаба. (Их способность дистанционно превращать любой мобильный телефон в записывающее устройство была широко известна. Чтобы сделать звонок по вопросам национальной безопасности из нашего отеля, я должен был пройти в номер, расположенный в конце коридора и оборудованный помещением с секретной информацией (SCIF) — большой синий тент, установленный посреди комнаты, который гудел жутким психоделическим гулом, призванным блокировать любые находящиеся поблизости подслушивающие устройства. Некоторые члены нашей команды одевались и даже принимали душ в темноте, чтобы избежать скрытых камер, которые, как мы могли предположить, были стратегически размещены в каждой комнате. (Марвин, с другой стороны, сказал, что он взял за правило ходить по своей комнате голым и с включенным светом — из гордости или в знак протеста, не совсем понятно).

Иногда наглость китайской разведки граничила с комизмом. Однажды мой министр торговли Гэри Локк собирался на подготовительную сессию, когда понял, что забыл что-то в своем номере. Открыв дверь, он обнаружил, что пара домработниц заправляет его постель, а два джентльмена в костюмах внимательно листают бумаги на его столе. Когда Гэри спросил, что они делают, мужчины молча прошли мимо него и исчезли. Домработницы не поднимали глаз, а просто перешли к смене полотенец в ванной, как будто Гэри был невидимкой. Рассказ Гэри вызвал множество покачиваний головой и смешков в нашей команде, и я уверен, что кто-то из членов дипломатической пищевой цепочки в конце концов подал официальную жалобу. Но никто не стал вспоминать об этом инциденте, когда мы позже сели за стол для официальной встречи с президентом Ху Цзиньтао и остальными членами китайской делегации. У нас было слишком много дел с китайцами — и мы сами достаточно шпионили за ними, — чтобы поднимать шум.

Это примерно подытожило состояние американо-китайских отношений в то время. На первый взгляд, унаследованные нами отношения выглядели относительно стабильными, без громких дипломатических разрывов, которые мы наблюдали в отношениях с русскими. С самого начала Тим Гайтнер и Хиллари неоднократно встречались со своими китайскими коллегами и создали рабочую группу для решения различных двусторонних проблем. Во время моих встреч с президентом Ху во время лондонской G20 мы говорили о проведении взаимовыгодной политики, которая могла бы принести пользу нашим двум странам. Но под дипломатическими любезностями скрывались давно накопившиеся напряженность и недоверие — не только по конкретным вопросам, таким как торговля или шпионаж, но и по фундаментальному вопросу о том, что возрождение Китая означает для международного порядка и положения Америки в мире.

То, что Китаю и США удавалось избегать открытого конфликта на протяжении более чем трех десятилетий, было не просто везением. С самого начала экономических реформ и решительного открытия Китая для Запада в 1970-х годах китайское правительство неукоснительно следовало совету Дэн Сяопина "скрывать свою силу и не спешить". Оно отдавало приоритет индустриализации, а не массированному наращиванию военного потенциала. Оно предложило американским компаниям, ищущим низкооплачиваемую рабочую силу, перенести свои предприятия в Китай и уговаривало сменяющие друг друга американские администрации помочь ему получить членство во Всемирной торговой организации (ВТО) в 2001 году, что, в свою очередь, дало Китаю более широкий доступ к американским рынкам. Хотя китайская коммунистическая партия жестко контролировала политику страны, она не предпринимала никаких усилий для экспорта своей идеологии; Китай вел дела со всеми желающими, будь то демократические или диктаторские государства, утверждая, что его достоинство в том, что он не осуждает то, как другие страны управляют своими внутренними делами. Китай мог растолкать всех локтями, когда чувствовал, что его территориальные претензии оспариваются, и огрызался на критику Запада по поводу соблюдения прав человека. Но даже в таких горячих точках, как продажа американского оружия Тайваню, китайские чиновники делали все возможное, чтобы ритуализировать споры — выражали недовольство в письмах с резкими формулировками или отменой двусторонних встреч, но никогда не позволяли ситуации обостриться до такой степени, чтобы помешать потоку морских контейнеров с кроссовками, электроникой и автозапчастями китайского производства в американские порты и Walmart поблизости от вас.

Это стратегическое терпение помогло Китаю рационально использовать свои ресурсы и избежать дорогостоящих иностранных авантюр. Оно также помогло скрыть, как систематически Китай уклонялся, изгибался или нарушал практически все согласованные правила международной торговли во время своего "мирного подъема". В течение многих лет он использовал государственные субсидии, а также валютные манипуляции и торговый демпинг для искусственного снижения цен на свою экспортную продукцию и ущемления производственных операций в США. Того же добивался и Китай, игнорируя трудовые и экологические стандарты. Тем временем Китай использовал нетарифные барьеры, такие как квоты и эмбарго; он также занимался кражей американской интеллектуальной собственности и оказывал постоянное давление на американские компании, ведущие бизнес в Китае, с целью заставить их отказаться от ключевых технологий, чтобы ускорить восхождение Китая по глобальной цепочке поставок.

Все это не делало Китай уникальным. Практически все богатые страны, от США до Японии, на разных этапах своего развития использовали меркантилистские стратегии для подъема своей экономики. И с точки зрения Китая, с результатами спорить было невозможно: всего через поколение после того, как миллионы людей умерли от массового голода, Китай превратился в третью по величине экономику мира, на долю которой приходится почти половина мирового производства стали, 20 процентов обрабатывающей промышленности и 40 процентов одежды, которую покупают американцы.

Удивительной была мягкая реакция Вашингтона. Еще в начале 1990-х годов лидеры организованного труда забили тревогу по поводу все более нечестной торговой практики Китая, и они нашли множество демократов в Конгрессе, особенно из штатов "ржавого пояса", чтобы поддержать эту идею. В Республиканской партии тоже была своя доля критиков Китая — смесь популистов в стиле Пэта Бьюкенена, разгневанных медленной капитуляцией Америки перед иностранной державой, и стареющих ястребов времен холодной войны, все еще обеспокоенных безбожным продвижением коммунизма.

Но когда в годы правления