Тайны Удольфского замка - Анна Радклиф

Эмилия, серьезно тревожась за графа, присоединилась к мольбам Бланш, чтобы отговорить графа от его смелого намерения.

— Чего мне бояться? — говорил он. — Я не верю в проказы нечистой силы; а что касается людских козней, то я приму меры. Мало того: я обещаю, что буду караулить не один.

— Но кто же окажется достаточно мужественным, граф, чтобы сторожить в компании с вами?

— Мой сын, — отвечал граф. — Если меня не похитят в эту ночь, — прибавил он, улыбаясь, — то вы услышите завтра же о результатах моего предприятия.

Граф и Бланш вскоре простились с Эмилией и вернулись домой; граф уведомил Анри о своем намерении, а тот, скрепя сердце, согласился сторожить вместе с отцом. После ужина, когда они сообщили об этом плане, графиня пришла в ужас, а барон и Дюпон присоединились к ее просьбам, чтобы он не бросал вызова своей судьбе, как это сделал Людовико.

— Нам неизвестны, — прибавил барон, — свойства и силы злого духа; а что в этих комнатах водится нечистый дух — в этом теперь уже едва ли может быть сомнение. Берегитесь, граф, вызывать его мщение, он уже дал нам страшный пример своей злобности. Я допускаю возможность того, что душам усопших разрешается иногда посещать землю, ради целей крайней важности; быть может, теперешняя цель их — ваша погибель.

Граф не мог удержаться от улыбки.

— Неужели же моя погибель имеет настолько важное значение, что способна привлечь на землю дух умершего существа? Увы! мой добрый друг, даже и не требуется подобных уловок для того, чтобы погубить человека. Словом, в чем бы ни заключалась тайна, я надеюсь, мне удастся сегодня же ночью раскрыть и разъяснить ее. Вы знаете, я не суеверен.

— Я знаю, что вы Фома неверующий, — прервал его барон.

— Называйте это, как хотите; я хочу только сказать, что я свободен от суеверий; но если там являлось что-нибудь сверхъестественное, то явится и мне, если же какая-нибудь опасность висит над моим домом, или если в этом доме когда-то, в прежнее время, случилось что-нибудь необычайное, то я, вероятно, узнаю, в чем дело. Во всяком случае, я попытаюсь раскрыть тайну; а для того, чтобы быть готовым на случай злодейского нападения со стороны простого смертного, чего я, по правде сказать, и ожидаю, я приму все предосторожности и отправлюсь туда вооруженный.

Граф распрощался со своим семейством на ночь с напускной веселостью, под которой, однако, плохо скрывалось беспокойство, угнетавшее его мысли, и удалился в северные апартаменты. Вместе с сыном барон де Сент Фуа и несколько слуг довели его до наружной двери анфилады и там с ним распрощались. В покоях все оставалось по-прежнему, даже в спальне незаметно было никаких изменений; граф сам развел в камине огонь, так как ни одного из слуг нельзя было убедить войти туда. Тщательно осмотрев комнату и чулан, граф с сыном придвинули свои кресла к камину, поставили на столик бутылку вина и лампу; туда же положили мечи и, размешав огонь так, что вспыхнуло яркое пламя, стали беседовать между собой о разных предметах. Но Анри часто умолкал и казался рассеянным, а порою окидывал мрачную комнату взором, полным ужаса и любопытства; постепенно и граф прекратил разговор и сидел, то глубоко задумавшись, то читая том Тацита, который принес с собою, чтобы скоротать томительную ночь.

Барон де Сент Фуа не мог заснуть всю ночь от беспокойства за своего друга; он встал рано, чтобы узнать исход ночных событий. Проходя мимо кабинета графа и услышав там движение, он постучался в дверь, и ему тотчас же отворил сам хозяин. Обрадовавшись при виде его здравым и невредимым и горя нетерпением поскорее узнать о происшествиях, случившихся за ночь, он не успел разглядеть непривычную серьезность, разлитую по чертам графа, — и впервые заметил ее только тогда, когда услышал сдержанные ответы его. Граф говорил улыбаясь и нарочно напускал на себя легкий, небрежный тон; но барон не был расположен шутить и продолжал свой допрос так настойчиво, что граф, снова сделав серьезное лицо, сказал ему;

— Умоляю вас, друг мой, не расспрашивайте; да и на будущее время попрошу вас хранить молчание насчет всего, что показалось бы вам странным в моем поведении. Не скрою от вас, что мне очень тяжело и что моя попытка караулить всю ночь нисколько не помогла мне отыскать Людовико; простите мне великодушно, если я буду молчать о происшествиях нынешней ночи.

— Но где же Анри? — спросил барон, с удивлением и разочарованием встретив такой решительный отпор.

— Он здоров… отдыхает у себя, — неохотно отвечал граф. — Но, вероятно, вы и его не станете расспрашивать, зная мое желание на этот счет.

— Конечно, не стану, — отозвался барон несколько огорченным тоном, — раз это вам неприятно. Но мне думается, друг мой, что вы могли бы положиться на мою скромность и оставить такое обидное недоверие. — У меня даже возникает подозрение, уж не видели ли вы что-нибудь необычайное, побудившее вас уверовать в мою теорию, — словом, что вы перестали быть Фомой неверующим, каким были прежде!

— Оставим этот разговор, — отрезал граф, — можете быть уверены, что не совсем обыкновенные причины заставляют меня молчать перед другом, с которым я в хороших отношениях уже более тридцати лет. Надеюсь, моя теперешняя сдержанность не может возбуждать у вас сомнений насчет моего уважения или искренности моей дружбы.

— Не буду сомневаться ни в том, ни в другом, — сказал барон, — хотя, признаюсь, не могу не выразить своего удивления по поводу такой странной сдержанности.

— Как бы то ни было, — отвечал граф, — но я серьезно прошу вас ничего не говорить членам моей семьи ни об этом и вообще ни о чем, что могло бы показаться вам странным в моем дальнейшем поведении…

Барон охотно дал обещание; поговорив еще немного о безразличных предметах, оба явились к завтраку; граф встретил свою семью со спокойным лицом и отделывался от их расспросов легкими шутками, напуская на себя непривычную веселость. Он уверял всех и каждого, что им нечего бояться северных комнат, раз он и сын его выбрались оттуда живыми и невредимыми.

Анри не так легко удавалось замаскировать свои чувства. Лицо его еще хранило следы испуга; он часто делался молчалив и задумчив, и хотя отвечал шутками на заигрывания м-ль Беарн, но видно было, что он смеется через силу.

Вечером граф, согласно своему обещанию, посетил монастырь, и Эмилия с удивлением заметила смесь игривой шутки и сдержанности е его тоне, когда он говорил о северных апартаментах. О том, что там произошло, он, однако, не обмолвился ни единым словом; а когда она попробовала напомнить ему его обещание рассказать ей о результате своих наблюдений и спросила его, убедился ли он в том, что там водится нечистая сила, взор его на минуту принял какое-то торжественное выражение; но вдруг, как бы одумавшись, он улыбнулся и проговорил:

— Милая Эмилия, пожалуйста, не позволяйте аббатисе набивать вам голову подобными бреднями: она рада внушить вам, что привидения водятся чуть не в каждой темной комнате. Верьте мне, — прибавил, он с глубоким вздохом., — мертвецы не являются с того света по пустякам или ради забавы, чтобы постращать робких людей… — Он остановился и впал в задумчивость; — однако довольно об этом, — прибавил он в заключение.