Кетополис. Книга 1. Киты и броненосцы - Грэй Ф. Грин

— Здесь, — хмуро сказал Питс, остановившись напротив окрашенной синей краской двери.

— Ума не приложу, Джеки, как бы я без тебя разобрался, — ухмыльнулся Роберт. Отступил на шаг и ударил ботинком по овальному глазу личинки. Дверь хлопнула, ударилась ручкой о стену и попыталась снова закрыться. Роберт подхватил под локоть Питса, толкнул ей навстречу. Подмигнул любопытной девушке, выглянувшей из соседнего номера, и навел револьвер на кровать:

— Лицом к стене!

Надин два раза просить не пришлось. Она взвизгнула, подхватила бирюзовую простыню, забилась в угол и уже там начала кутать в нее свои прелести. Мужчина не сдвинулся с места. Так же полулежал-полусидел на кровати, облокотившись на подушки. Лишь слегка повернул голову, одарив Боба стеклянным взглядом, да еще больше растянул приклеенную улыбку. В комнате остро пахло сомской дурью.

— Ты только глянь, Бобби, они и комод умудрились покрасить! — Питс погладил дерево, покрытое наростами синей масти. — Давай, подсоби!

— Справишься, — сплюнул Роберт. Взгляд заскользил по всем этим васильковым занавескам, аквамариновым обоям, кубовым коврикам и салфеточкам, повсеместно натыкаясь на затейливых рыбок. Даже потолок был расписан ими, и Ирландец почувствовал себя в аквариуме. Ему отчего-то вдруг вспомнились пучеглазые питомцы Шульца.

Питс уже выдернул из комода все ящики и завалил его задней стенкой кверху.

— Дай перо, Бобби!

— Может, и пушку тебе дать? — ухмыльнулся Роберт.

— Да тут нужно планку ковырнуть! — взорвался вдруг Питс. — На, сам погляди!

Смотреть Роберт не стал, бросил ему под ноги нож и прислушался. По лестнице грохотали чьи-то ботинки. Грохотали часто и много. Роберт убрал револьвер в кобуру, засунул руки в карманы расстегнутого пальто, щелкнул курком. Развернулся к двери, расправил плечи. Сзади хрустнула и скрипнула поддетая сталью доска. Топот разливался уже по коридору.

— Она здесь, Бобби, здесь! — сказал упавшим голосом Питс.

— Ага, — ответил Роберт. Глянул краем глаза на темную коробочку в левой руке Ушлого, на полоску стали в правой.

— Брось свинокол! — В комнату ввалилась троица. Знакомый уже дверной и дюжий детина в матросском бушлате, левый отворот которого что-то топорщило. Спереди приосанился холеный брюнет в темно-сером с отливом костюме. Его плащ свободно висел, переброшенный через согнутую руку. Вот только рука была длинновата и целила мимо Роберта, туда, где стоял Ушлый.

Девка в углу ойкнула и тихо сползла по стене на пол.

Питс бросать нож не торопился. Вместо этого — сдвинулся чуть в сторону, наполовину закрывшись Ирландцем.

— Я сказал, брось свинокол, узкоглазый, — повторил брюнет. Особый говор и смуглое остро очерченное лицо выдавали в нем корсиканца.

— Мы уже уходим, джентльмены, — медленно, с расстановкой сказал Роберт и улыбнулся.

— А ты бакена не попутал, прохожий? — подал голос здоровяк в бушлате и демонстративно заложил руку за пазуху.

Сзади засопел Питс.

— Я гляжу, ты здесь загребной, — кивнул Роберт на желтую перчатку корсиканца. — Скажи своей шавке, чтоб не тявкала. Мы уходим, — добавил он и медленно двинулся вперед.

Щеки брюнета вспыхнули. Рука с плащом чуть опустилась.

— Да ты вообще кто?

— Дикий Ирландец, — заглянул в глаза корсиканцу Роберт.

Тот прищурился, хотел что-то сказать, но его опередил громила в бушлате:

— Да он нам в уши дует, Винченцо! Ирландец не стал бы якшаться с узкоглазыми!

Под Питсом скрипнули доски пола.

— Черт! — выругался голос.

Ирландец успел отвести локтем лупар корсиканца и нажать на спуск. Два выстрела слились в один. Заверещала девка. Рухнул, хватая воздух, бугай, на него повалился Питс, глубже вгоняя нож под кадык. Роберт выдернул из кармана еще дымящийся револьвер. Влепил вторую пулю корсиканцу и парочку последних — пятящемуся к выходу дверному.

Роберт подобрал с пола брошенную шкатулку и дернул Пигса за ворот:

— Хватит по нему ерзать, валим! — Оглянулся на девку, рыкнул: — Закрой рот, дура!

Надин его не услышала. Она визжала что есть мочи, сидя на полу, раскачиваясь и не отводя взгляда от клиента. Тот все так же полулежал на кровати, пялился стеклянными глазами и улыбался. Пуля корсиканца снесла ему макушку, вымазав красным и серым аквамарин стен.

Питс поднялся на ноги и вытер руки о штаны:

— И что теперь делать? Это же были люди Шульца!

— Именно, Ушлый. Люди Шульца! Какого дьявола ты вскинулся? — Роберт отшвырнул опустевший «смоукер». Питс молчал. — Ладно, пошли. Думаю, в этом борделе героев больше не осталось.

Когда они спустились по лестнице, в зале их встретили тревожные взгляды и тишина. Хлопок двери за ними прозвучал выстрелом.

На улице уже зажгли газовые фонари. В их свете Питс выглядел выходцем из преисподней — опухшее лицо, заляпанная бурым рубашка, покрытые высохшей коркой руки.

Молча они прошли два дома и свернули в первую попавшуюся подворотню.

Азарт драки прошел, и что-то внутри Роберта заворочалось червяком, зазвенело тревожным колокольчиком, приглушенно, но настойчиво. Беспокоило. И уж точно не дыра в подкладе однобортного честерфилда, не пятна корсиканской крови на саке. Ирландец сунул шкатулку во внутренний карман пиджака и вдруг остановился. В груди стало тепло.

Когда они выходили из «Мечты моряка», трактирщика за стойкой не было.

— Джеки, в этом притоне есть телефон? — спросил Роберт.

Далекий резкий звук стал лучшим ответом. Звук, знакомый каждому в Кетополисе. Электрический ревун мобиля каракатиц. Что-то мокрое коснулось щеки Роберта. Из аспидного без звезд неба повалил большими хлопьями снег.

Первым бросился бежать Питс. Ноги сами понесли Роберта за ним. В голове было пусто, в ушах шумно. В груди расцветало горячим тепло. Спина Питса петляла, вздрагивала, подергивалась дымкой. Щурилась прорезями жабр из-под одежды.

Роберт моргнул, прогоняя видение, и подавился воздухом.

Воздух стал густым, плотным. Ноги вязли в нем, двигаясь все медленнее и медленнее. В нем запутались, зависли снежинки, вороньими крыльями замерли полы пальто. Воздух невидимой паутиной перегородил дорогу, не пускал дальше, прозрачным киселем обволок Роберта, заполнил уши, забил рот, ноздри, потек липкой струйкой в легкие. Роберт не смог переставить ногу и медленно начал опускаться лицом на мостовую. Из последних сил дернулся, подставляя под булыжники бок, а потом и спину, и начал тонуть. Он тонул долго. Снежные хлопья висели над ним и не думали опускаться, просто поворачивались нехотя вокруг своей оси, давая получше себя рассмотреть. Вдруг в небе появилась черная точка. Она темнела, росла, ширилась во все стороны. Надвинулась, навалилась прямо из глубокого неба совершенно черной, абсолютно черной громадиной. Роберт попытался закричать, вытолкнуть из легких студенистую массу, но не смог. В животе стало холодно, а в груди нестерпимо горячо. И воздух дрогнул. Колыхнулся, ударил по ушам, завибрировал тонкой пронзительной нотой: