25 главных разведчиков России - Леонид Млечин

– Хорошо. Составьте мне список, и я прикажу их расстрелять.

Дама осеклась и тихо ушла.

Виталий Чернявский родился в ноябре 1919 года, но шла Гражданская война, и родители пошли его записывать только в феврале следующего года. Так что у него было два дня рождения. В сорок первом его взяли на работу в НКВД, всю войну он прослужил в особых отделах. В 1944 году прошел курсы усовершенствования офицерского состава главного управления военной контрразведки СМЕРШ. Эти детали его биографии я не знал. Чернявский рассказал их своему молодому другу Андрею Викторовичу Разину, а я все это узнал из его научной работы.

– После окончания учебы, – вспоминал Чернявский, – меня вызвал начальник курсов и сообщил, что мне надлежит срочно явиться на Лубянку. Пройдя через четвертый подъезд, я поднялся на седьмой этаж и был приглашен в кабинет Александра Михайловича Короткова.

Это был уже упоминавшийся в этой книге заместитель начальника советской разведки (тогда еще полковник) Коротков. Чернявский был зачислен оперуполномоченным в первое главное управление Наркомата госбезопасности. Осенью сорок четвертого его на два года отправили в резидентуру в Бухарест. Несколько лет он занимался Румынией. В сорок седьмом получил задание создать резервную агентурную сеть в Румынии и Венгрии за случай войны с Западом. Еще два года руководил группой нелегальной разведки в оккупированной войсками союзников Австрии – имел свой шифр и связывался непосредственно с центром. Руководивший нелегальной разведкой Коротков его отмечал и продвигал.

Ясное дело, что в нашей редакции Чернявский был признанным специалистом по разведке. Но только в перестроечные годы он рассказал мне в деталях, как он провел одну из самых дерзких операций нашей разведки в послевоенные годы.

В 1953 году, после смерти Сталина, его назначили руководителем европейского отдела во Втором главном управлении МВД (внешняя разведка). Высокая должность для тридцатитрехлетнего человека. В середине мая его неожиданно вызвал Лаврентий Павлович Берия. Чернявский спустился на третий этаж и вошел в кабинет всесильного министра внутренних дел. Берия сказал, что через два дня он должен быть в Бухаресте, потому что назначен старшим советником МВД СССР сразу при двух румынских министрах – госбезопасности и внутренних дел.

– Вы пользовались особым доверием Берии? – спрашивал я Чернявского.

– Нет, я был для него новым человеком. Последние годы Берия не руководил непосредственно госбезопасностью, и я находился вне поля его зрения. Сыграла роль моя хорошая служебная аттестация.

– А почему он послал вас в Румынию?

– Впервые меня отправили туда в начале сентября 1944 года. Я пробыл там три года, хорошо изучил страну, быт и нравы, психологию народа, свободно владел румынским языком, в случае необходимости выступал в качестве заправского румына, чему способствовала и моя внешность.

Берия, став министром внутренних дел, обновил состав советнических групп в странах народной демократии, поставил во главе молодых и деятельных сотрудников. Потребовал, чтобы они свободно владели языком страны пребывания и могли беседовать с руководителями секретных служб и лидерами государств без переводчиков.

Он настаивал на том, чтобы советники не вмешивались во внутренние дела и не давали рекомендаций по «скользким» делам, особенно тем, которые возникали в результате внутренней борьбы в правящей верхушке, дабы ни у кого не было ни малейшего повода для ссылки на то, что они заведены и реализованы по указанию советских товарищей.

– Какие указания вы получали от Берии?

– Едва я успел немного осмотреться в румынской столице, как 17 июня в Берлине начались выступления рабочих против политики правительства ГДР, которые были подавлены Советской армией. Берия позвонил мне по ВЧ и предупредил: «Головой ответите за то, чтобы такого не случилось в Бухаресте». И приказал каждый день докладывать лично ему или его первому заместителю Богдану Кобулову, на котором замыкалась внешняя разведка, об обстановке в Румынии. К Бухаресту подтянули части отборных дивизий румынской армии, которые были сформированы во время войны на территории Советского Союза, подразделения пограничных войск, было усилено патрулирование столицы и окрестностей…

В день, когда был арестован Берия, у меня умолк аппарат ВЧ. Я не мог дозвониться в Москву…

Примерно через месяц Чернявского, как и других старших советников, отозвали:

– Вы были назначены без согласования с ЦК КПСС, поэтому вас освобождают от должности. Ждите нового приказа…

Чернявского ценил генерал Евгений Питовранов, который в январе 1953 года возглавил разведку. После смерти Сталина Питовранов потерял свой высокий пост. Его отправили в Восточный Берлин руководить представительством КГБ в ГДР. Он взял с собой Чернявского начальником Первого (разведывательного) отдела. Разведаппарат состоял из шести отделений: американское, английское, западногерманское, французское, научно-технической разведки и нелегальной. Всего – пятьдесят-шестьдесят человек.

– Каждую неделю из Москвы поступали новые задания, – рассказывал Чернявский. – Что-то узнать, что-то сделать. Или украсть. Помню, пришел приказ украсть краску для легковых автомобилей, никак она у нашей промышленности не получалась. Мы украли в ФРГ образцы краски, рецептуру. Все передали в Москву, но краска все равно оставалась плохой.

Представительство КГБ занималось и борьбой против деятелей антисоветской эмиграции. В апреле 1954 года попытались выкрасть из Западного Берлина одного из руководителей НТС Александра Рудольфовича Трушновича.

– Мой сосед по дому в Берлине был начальником отделения аппарата уполномоченного КГБ по работе с эмиграцией, – вспоминал Чернявский. – Он занимался Трушновичем. Правда, получилось неудачно. Его завернули в ковер, чтобы никто не обратил внимания, и вынесли на улицу. Привезли, развернули, а он уже труп – задохнулся. Убивать не хотели. Хотели похитить.

Сам Виталий Чернявский провел фантастическую операцию, остававшуюся загадкой многие десятилетия.

Летом 1954 года в Западном Берлине вдруг исчез доктор Отто Йон, первый начальник западногерманской контрразведки – она называется Ведомством по охране конституции. А через несколько дней он объявился в Восточном Берлине, столице социалистической ГДР. Это был огромный подарок для ГДР и малоприятный сюрприз для Федеративной Республики Германия. На сторону социалистического государства перешел не какой-то мелкий чиновник, а политик почти что в ранге министра, с именем, с авторитетом. Отто Йон был человек известный. Бывший участник немецкого Сопротивления, причастный к заговору 20 июля 1944 года против Гитлера, Отто Йон сделал большую карьеру в ФРГ. И он не просто перебрался в Восточную Германию, а стал обличать Германию Западную.

В те годы западная и восточная части Германии соревновались во всем; предметом особой гордости были перебежчики. На Востоке торжественно принимали беглецов с Запада. На Западе раскрывали объятия перед беженцами с Востока. В те времена до строительства Берлинской стены перебраться из Восточного Берлина в Западный и наоборот было несложно.