Султан и его гарем - Георг Борн

Зора не обращал ни малейшего внимания на его выходки; теперь было ясно, кем и с какой целью было написано приглашение.

Тут только Зора понял, какой опасности он подвергался. Два матроса тоже начали поглядывать на него с вызывающим видом и ожидали малейшего повода, чтобы завязать ссору.

Кроме того, было очевидно, что нечего было рассчитывать на чью-либо помощь, – честные люди в подобных местах были так же редки, как белые вороны.

Благоразумнее всего было не обращать никакого внимания на выходки адмирала и его матросов и воспользоваться первым удобным случаем, чтобы оставить таверну.

Наступала ночь, а таверна все более и более наполнялась посетителями.

– Мы, кажется, попали в западню, – шепнул Сади.

– Нам остается только одно – уйти, – отвечал Зора, вставая со своего места.

Увидя это, адмирал вскочил, в свою очередь, со стула.

Казалось, это был заранее условленный знак, так как в ту же минуту оба матроса бросились с громким криком на Зору и Сади.

Остальные посетители даже не пошевелились и остались равнодушными зрителями этой неожиданной сцены.

Адмирал бросился на Зору; противниками Сади были два матроса, мускулистые руки которых доказывали, что адмирал выбрал их не наудачу.

Впрочем, ловкость Сади заменяла недостаток силы, и он, схватив первый попавший под руку стул, стал защищаться довольно успешно.

Рассчитывая на свою исполинскую силу, адмирал думал, что легко справится с Зорой, в котором он видел только молодого, изящного франта, умеющего говорить любезности дамам.

– А! Я научу тебя ухаживать за моей женой в мое отсутствие! Это не пройдет тебе так! – крикнул он, в бешенстве бросаясь на Зору и думая одним ударом уничтожить своего противника.

Но он жестоко ошибся – Зора не уступал ему в силе и превосходил его ловкостью. Отбив легко два нападения адмирала, он схватил его наконец поперек туловища и бросил в угол таверны на груду столов и стульев.

Послышался страшный треск, адмирал с криком и проклятиями упал среди обломков мебели, не выдержавшей его тяжести.

Воспользовавшись этой минутой, Зора позвал Сади, думая оставить таверну, прежде чем адмирал успеет подняться.

В это время Сади удалось уже избавиться от одного противника, у которого сильный удар по голове отбил охоту нападать на него.

Но в ту минуту, когда он думал уже разделаться так же и со вторым матросом, дело неожиданно приняло очень дурной для него оборот.

Хозяин таверны бросился на него с диким криком.

Увидя это, Сади ловким ударом стула, все еще бывшего у него в руках, заставил второго матроса отлететь на несколько шагов и приготовился встретить нападение нового врага.

Но в этот момент все бывшие в таверне поднялись, как один человек, и бросились на Сади и Зору.

Положение обоих друзей сделалось в высшей степени опасным.

Выход из таверны был загорожен для них; нападающие бросались, как дикие звери; о сопротивлении нечего было и думать, надо было отступать, и Зора, заметив в глубине таверны дверь, стал изо всех сил пробиваться к ней, он думал, что через нее можно будет выбраться на улицу.

После нечеловеческих усилий друзьям удалось добраться до двери, и, отворив ее, они бросились в открывшийся узкий проход.

В эту минуту среди нападающих, хорошо знакомых с расположением таверны, раздались крики дикой радости и торжества.

Радость их была понятна: проход вел не на улицу, а на небольшой двор, со всех сторон окруженный стенами.

Зора и Сади попали в западню, из которой не было никакой возможности освободиться.

Снова пришла осень, и в столице Турции наступила зима с дождями и ветром.

Начинало рано темнеть, и богатые жители Стамбула покинули свои загородные виллы на берегу Босфора.

Вечером одного прекрасного зимнего дня по широкой дороге, ведущей к Долма-Бахче, шел какой-то человек спокойным, мерным шагом. На голове его была надета зеленая арабская повязка, из-под которой виднелась закрывавшая лоб золотая полоса.

Двое старых турок, проходивших по дороге, при встрече с незнакомцем заметили при колеблющемся свете фонарей, там и сям мелькавших по дороге, его золотую повязку и, почтительно поклонившись ему, прошептали, прикладывая левую руку к сердцу: «Салам-алейкум!»

Золотая Маска отвечала им поклоном и продолжала свой путь.

Стоявшие у дворца часовые также почтительно склонились при проходе незнакомца, увидя его золотую повязку.

Наконец Золотая Маска подошла к маленькому домику в парке, где год тому назад Реция нашла убежище вместе с принцем Саладином.

Теперь парк был печален и мрачен. Деревья стояли обнаженные, и ветер носил по дорожкам опавшие сухие листья.

В нише стены около домика, который был уже заколочен по случаю наступления зимы, спала женщина, держа на руках ребенка.

– Реция и ее ребенок! – прошептала Золотая Маска, взглянув на спавшую.

С этими словами таинственная Маска опустилась на колени и сложила руки, как для молитвы.

Через несколько минут она поднялась и пошла назад той же дорогой, положив прежде около Реции хлеб, плоды и небольшую сумму денег.

Пройдя Перу, Золотая Маска вошла в Галату и остановилась у деревянного дома, в котором жила Кадиджа.

Подойдя к двери, таинственная Маска постучала в нее. Но, очевидно, этот стук не был услышан, так как в доме все осталось по-прежнему тихо.

Тогда Маска постучала во второй раз и, отойдя несколько шагов от двери, позвала Сирру глухим голосом.

В окне под крышей показалась голова Черного гнома.

– Матери Кадиджи нет дома! – крикнула она.

– Я это знаю, – отвечала Маска повелительным тоном. – Я зову тебя, а не ее.

Несмотря на темноту, Сирра узнала, кто стоит перед ней.

– А! Это ты! – вскричала она. – Я иду сейчас! – С этими словами она вылезла в окно и с ловкостью кошки спустилась на маленький балкон, находившийся под окном.

– Зачем ты звал меня? – спросила Сирра.

– Ступай по дороге в Долма-Бахче, – сказала Золотая Маска, – там около садового киоска ты найдешь Рецию с ее ребенком.

– Рецию? Бедную Рецию? Там, на дороге?

– Ступай туда и приведи ее в дом твоей матери, пусть она найдет здесь себе убежище!

– Твои приказания для меня священны, – отвечала Сирра, – но позволь мне только сказать тебе, что моя мать ненавидит Рецию!

– Я знаю это, но твоя мать теперь далеко и не скоро вернется. Но спеши же, ты знаешь, где найти Рецию! Спеши, ночь скоро кончится.