Цикада и сверчок (сборник) - Ясунари Кавабата

[1963]

Белый конь

В листве дуба запуталось серебряное солнце.

Ногути поднял голову – свет ослепил его. Проморгавшись, он снова посмотрел наверх. Солнца видно не было, свет имел своим источником междулиственные бреши.

Ствол дуба был невероятно толстым и высоким – он был намного мощнее собратьев, обступивших его. Солнце на западе. Ветви тянутся вверх. За ними закатывается летнее солнце.

Листва густа, за нею не видно солнца. Оно растекается по листьям. Ногути привык думать, что на высоте в тысячу метров темные листья японского дуба светлеют на западный лад. Под западным солнцем листья становятся прозрачными. Ветерок колышет их, вызывая переливы света.

Но сегодняшним вечером листья недвижны, в ветвях замер свет.

«Что это?» – спросил Ногути вслух. Его поразило темнеющее небо. Это не был тот цвет, когда солнце еще плутает в ветвях. Нет, это был цвет, который оставляет после себя только что зашедшее солнце. Серебро сообщалось листьям белым облачком за рощей – оно сияло под зашедшим за гору солнцем. Волны гор слева за рощей покрылись черно-синим.

Серебро в кронах вдруг исчезло. Зелень перелилась в черноту. С вершины дуба сорвался белый конь и поскакал по серому небу.

Ногути вскрикнул. Но на самом деле он не был испуган. Это видение уже посещало его.

«Она снова скачет, и на ней снова это черное платье».

Женщина скакала на белом коне, складки ее черного платья развевались. Они парили над хвостом коня и были продолжением черного платья, но все же они представляли собой нечто раздельное. Не успел Ногути спросить себя, отчего так, как видение улетучилось. Но ритм бега белого коня запечатлелся в сердце. Движения его были неспешны, но полет – изумительно быстр. Причем двигались только ноги. Копыта были заострены.

«Что это за длинная черная накидка? Или это вовсе не накидка?» – беспокойно спрашивал себя Ногути.

Когда Ногути заканчивал начальную школу, вместе с Таэко они играли и рисовали в саду, живая изгородь которого была образована цветущим олеандром. Нарисовали они и коня. Таэко нарисовала коня, который скакал по небу. Поэтому Ногути нарисовал такого же. Таэко сказала:

– Это конь, который ударил копытом в гору, и из нее забил святой источник.

– А крылья ему не нужны? – спросил Ногути. На его рисунке конь был крылат.

– Нет, не нужны. Но копыта у него острые.

– А кто на нем скачет?

– Это я скачу. Конь белый, а платье на мне розовое.

– Разве ты можешь скакать на коне, который ударил копытом в гору, и из нее забил святой источник?

– Могу. А у твоего коня хоть и крылья, а всадника нет.

Ногути торопливо пририсовал мальчика. Таэко наблюдала за ним.

Вот и все. Ногути женился вовсе не на Таэко, у него народились дети. Прошли годы, он про нее позабыл.

Но как-то бессонной ночью он вдруг вспомнил про Таэко. Сын Ногути провалил вступительные экзамены в университет и теперь сидел за книгами до глубокой ночи. Ногути беспокоился за него и тоже не мог заснуть. Во время бессонных ночей Ногути ощутил тоску. У его сына будет следующий год, у него есть мечты, он не спит ночами. Его отец валяется в постели и тоже не спит. И не потому, что это может помочь сыну – просто у него своя собственная тоска. Она настигла его и больше не отпускала. Она проросла в него своими корнями.

Ногути перепробовал разное, чтобы избавиться от бессонницы. Среди прочего пробовал думать о чем-нибудь спокойном или предаваться воспоминаниям. И вот однажды он вспомнил Таэко с ее белым конем. Он не помнил рисунка в деталях, и потому ему представлялся вовсе не этот детский рисунок: своими закрытыми глазами он видел белого коня, скачущего по кромешно-черному небу. «Это Таэко? И на ней розовое платье?»

Белого коня на небе он видел отчетливо, но вот всадника разглядеть никак не мог.

Бег коня замедлился, и он стал растворяться где-то вдали. Ногути тоже погрузился в сон.

С тех пор появление белого коня стало означать для Ногути, что он вскоре заснет. Бессонница случалась с ним часто. После какой-нибудь неприятности. Или после того, как понервничает.

Уже много лет белый конь спасал Ногути в бессонные ночи. Конь был ослепительно бел, но одежда всадницы была черной. И к девочке в розовом платье она не имела никакого отношения. Облик женщины в черном становился с годами все расплывчатее и таинственнее.

Впервые Ногути был не в постели, когда ему явился белый конь, – он просто сидел на стуле. Впервые за женщиной в черной одежде развевался длинный черный шлейф. И в этом шлейфе была какая-то черная тяжесть. «Что это?»

Ногути смотрел на серое небо – белого коня уже не было.

Он не видел Таэко уже сорок лет. И никаких известий о ней не приходило.

[1963]

Снег

В последние годы Нода Санкити взял за обыкновение проводить в полном одиночестве в одном шикарном токийском отеле время с вечера первого дня Нового года и до утра третьего января. Название отеля вызывало уважение, но сам Санкити именовал его так: отель «Видение».

«Отец отправился в свое „Видение“» – так ответствовали его сын с дочерью тем визитерам, которые приходили поздравить его с Новым годом. Визитеры воспринимали это как некую шутку, призванную скрыть местонахождение Санкити. Некоторые же говорили: «Это чудесное место. Там очень славно проводить праздники».

Но даже домашние Санкити не предполагали, что в этом отеле его действительно посещают видения.

Каждый год Санкити останавливался в одном и том же номере – «Снежная комната». На самом деле эта комната имела порядковый номер, и только Санкити называл ее «Снежной».

Сразу по прибытии в гостиницу Санкити задергивал шторы, ложился в постель и закрывал глаза. Так проводил он часа два или три. Могло показаться, что он избавляется от усталости и раздражительности, которые скопились за весь трудный год. Но после того, как раздражение уходило, какая-то новая усталость заполняла тело. Санкити знал, как это происходит, и потому ждал, когда усталость достигнет своего пика. Когда немела шея, когда он не мог шевельнуть ни рукой ни ногой – тогда видения посещали его.

В темноте за его закрытыми веками появлялись пляшущие зернышки света – размером с просо. Зернышки были прозрачными, их оболочка отсвечивала тусклым золотом. По мере того, как золото переливалось в белизну, направление полета световых зернышек замедлялось и приобретало упорядоченность – начинался снегопад. Снежинки падали где-то вдалеке.

«Вот и в этом году снова пошел снег».

Это был снег,