Убийца, мой приятель - Артур Конан Дойл

– Совершенно не представляю, – ответил он.

Взглянув на него сейчас, при свете занявшегося утра, проникавшего в комнату сквозь раскрытые ставни, Белла заметила, как состарила и измучила его эта тревожная ночь.

– Вернувшись из Индии, я заметил, что жена моя разговаривает и ходит во сне. Несколько раз я не заставал её рядом, как и этой ночью, и видел, как она во сне ходит по комнате, но прежде с ней такого не бывало. Когда я нашёл её в коридоре, то спросил, зачем она туда вышла, что искала, и Бланш ответила: «Ключ». Когда я отнёс её обратно в кровать, то заметил, что на столике у неё, как всегда, лежит связка ключей, и решил поэтому, что она не понимает, о чём говорит. Надеюсь, доктор Барлоу скоро придёт. Я ужасно тревожусь.

Он действительно был крайне встревожен, и бедная маленькая миссис Клейтон могла лишь пожать ему руку и просить не терять надежды, а тем временем его жена безмолвно лежала на подушках, устремив взгляд в пустоту.

Как только появился доктор, он сразу же объявил, что пациентка перенесла тяжёлый нервный шок, и пожелал узнать, не случилось ли с ней накануне какого-либо сильного потрясения. Полковник Деймер, отвечая на вопрос доктора, решительно отверг такого рода возможность. Он сказал также, что приехал из Индии лишь месяц тому назад, что всё это время жена его была слаба, но здорова и что он с той поры не отходит от неё ни на шаг. Три дня назад они прибыли из Гавра в Фолькстоун, и у миссис Деймер не было жалоб на какое-нибудь необычное недомогание или усталость. Он добавил, что у его жены слабые нервы, она легковозбудима, что у неё может часто меняться настроение и пропадать аппетит, однако у её друзей не было никаких причин серьёзно опасаться за её здоровье.

Доктор Барлоу весьма скептически выслушал полковника, но не стал больше поднимать вопрос о том, что могло дать толчок случившемуся несчастью. То, что таковой имел место, по-видимому, не вызывало у него сомнений. Вместо этого доктор сразу же прибег к средствам, которые применялись в ту пору. Но пиявки и банки, компрессы и примочки в равной мере оказались бесполезны – необратимый процесс шёл своим чередом: Бланш Деймер суждено было умереть. В течение дня перспективы вырисовывались всё более мрачные, прогнозы доктора делались всё менее обнадёживающими, и неизбежное становилось очевидным всем. Полковника Деймера страх за жизнь жены довёл почти до безумия.

– Спасите её, доктор Барлоу, спасите! – молил он с тем неистовством, с каким люди в такие минуты обращаются к врачам, словно во власти тех сделать нечто большее, чем просто помочь организму в его борьбе с недугом. – Спасите ей жизнь, ради бога! Я всё, что угодно, для вас сделаю, абсолютно всё, что в моих силах! Может, вызвать других докторов? Телеграфировать в Лондон? Может ли кто-нибудь там помочь ей? Сейчас решается не только её жизнь, но и моя также. Ради всего святого, не церемоньтесь, только скажите, что нужно сделать!

Доктор Барлоу, разумеется, отвечал полковнику, что если тот не удовлетворён, то может телеграфировать в город и попросить совета других специалистов, причём назвал имена нескольких врачей, занимавшихся особо подобными случаями. В то же время он уверил полковника, что все они вряд ли могут сделать для пациентки больше, чем он уже сделал сам, и что, по видимости, исход болезни можно будет предугадать не ранее как через несколько дней.

Белла Клейтон перестала заниматься гостями и всё время находилась подле кузины, несчастный муж которой, словно привидение, непрестанно ходил по комнате взад и вперёд. Всякий раз, взглянув на больную, он пытался уверить себя, что ей стало чуть-чуть лучше. И всё это время он молился о спасении жизни женщины, которая, как он в простоте своей полагал, предана ему душой и телом.

Время от времени миссис Деймер начинала говорить, и тогда с уст её слетали невероятные слова.

– О, умираю! – глухо воскликнула она. – Погибаю под тяжестью пирамиды… пирамиды его благодеяний… Словно огромный камень, она придавила мне грудь… Я задыхаюсь под бременем молчаливых упрёков… Его ласковые слова, забота и помощь, внимание и обходительность… непосильной ношей лежат на моей душе! Два и два – четыре… Четыре и ещё четыре – восемь… На него нужно повесить восемь замков… Но всё равно червь раскаяния гложет меня, и неугасимое пламя сжигает мне…

– О! не подходите так близко, полковник Деймер! – воскликнула бедная Белла, когда несчастный, побелев как полотно, снова приблизился к кровати и прислушался к неистовому бреду жены. – Помните, она не ведает, что говорит. Завтра ей точно будет лучше. Не слушайте сейчас эту чепуху – не мучьте себя.

– Я уже не верю, что ей будет лучше, миссис Клейтон, – на третий день агонии ответил он ей.

– Любимый! – горестно и нежно проговорила больная, не обращая никакого внимания на их разговор. – Если ты когда-нибудь любил меня, то узнай сейчас, что и я тоже всегда любила тебя. И за твою любовь я пожертвовала не только жизнью.

– Она говорит обо мне? – спросил полковник Деймер.

– Думаю, да, – грустно молвила Белла.

– Снимите его! Слышите? Снимите! – вдруг в ужасе закричала миссис Деймер, – этот сундук… сундук, окованный железом. Он давит мне на грудь, не даёт покоя душе. Что я сделала? Куда я отправлюсь? Как я теперь увижусь с ним?

– Что она такое говорит? – дрогнувшим голосом спросил полковник.

– Полковник Деймер, я должна просить вас выйти из комнаты, – плача, ответила Белла. – Вы не можете больше здесь оставаться. Прошу вас, оставьте меня с Бланш наедине, пока она не успокоится.

Полковник был вынужден выйти из спальни, плача, словно малый ребёнок, а Белла с болью в сердце попыталась успокоить лежавшую в бреду женщину.

– Если бы он хоть ударил меня, – простонала миссис Деймер. – Или нахмурился, или сказал, что я лгу… Мне не было бы так тяжело… Но он убивает меня своей добротой… Где же сундук?.. Откройте его… Пусть он сам увидит… Я готова умереть… Но я забыла… Нет ключа… И никто, никто не сможет открыть его… Он мой, мой… Чу! Я слышу! Слышу его! Он зовёт меня! Как я могла оставить его там одного?.. Пустите меня к нему… Никто меня не удержит!.. Пустите, я говорю… Я… слышу его… и… мне всё равно, что скажут люди!

Наконец, когда Белла почти потеряла надежду на облегчение её страданий, Бланш, совершенно выбившись из сил, задремала на час, после чего широко открыла запавшие глаза и изменившимся, но твёрдым голосом спросила:

– Белла! Я была больна? – Бред закончился.

Заканчивалась и её жизнь.

Придя в следующий раз, доктор Барлоу увидел, что сознание прояснилось, но пульс почти не прослушивается, а тело холодеет, после чего сказал её друзьям, что Бланш осталось жить часов двенадцать, не более.

Полковник Деймер в исступлении телеграфировал в Лондон и вызывал докторов, которые приехали, когда жену его уже укладывали в гроб.

Белла, услышав приговор, беззвучно заплакала; великая печаль опустилась на всех обитателей Мольтон-Чейса. Гости со времени болезни миссис Деймер были оставлены хозяйкою на попечение бедного Гарри.