Столетняя война. Том III. Разделенные дома - Джонатан Сампшен

Они были задавлены насмерть в толкучке разбитой армии, утонули, пытаясь пересечь большой пруд в своем тылу, или захлебнулись упав лицом в грязь, когда их товарищи топтали их, пытаясь спастись. Около 3.000 фламандцев были найдены ранеными, но живыми на поле боя. Их добивали кинжалами или топорами, когда они лежали на земле. Несколько выдающихся фламандцев, оставшихся в живых, были взяты в плен и позже обезглавлены по приказу графа Фландрии. Тело Филиппа ван Артевелде было найдено во рву, заваленное трупами его телохранителей. Оно было опознано раненым фламандским пленником и принесено четырнадцатилетнему королю. Он приказал повесить его за шею на ближайшем дереве. Позже оно было доставлено Людовику Мальскому, который отправил его в Ипр, чтобы расчленить на колесе на рыночной площади вместе с телами двух его лейтенантов. Некоторые, даже среди сторонников Людовика, считали, что люди низкого происхождения, погибшие в бою заслуживают лучшего отношения[677].

После битвы при Роозбеке восстание во всей Фландрии потерпело крах. В Уденарде большинство солдат, охранявших фламандские осадные линии, покинули свои посты, как только пришло известие о разгроме. Вылазка гарнизона рассеяла оставшихся. Куртре был разграблен войсками Людовика Мальского в день битвы. Брюгге, самый богатый город Фландрии, постигла бы та же участь, если бы не вмешательство графа. Он убедил короля принять покорность города, но на жестких условиях: контрибуция в 120.000 франков, обязательство возместить ущерб, нанесенный имуществу графа в городе, и обещание разорвать все отношения с англичанами. Это был единственный акт милосердия Людовика. Для сторонников режима Артевелде амнистии не последовало. На площадях городов в течение нескольких месяцев продолжалась череда казней, друзей и сторонников Артевелде вешали, обезглавливали, закапывали живьем или расчленяли на колесах офицеры Людовика Мальского: 92 жертвы в Брюгге, 55 в Ипре, 28 в Уденарде, 16 в Аальсте, 32 в Дендермонде, 17 в Берге и так далее[678].

1 декабря 1382 года король и его главные советники вошли в Куртре, в то время как французская армия расположилась лагерем в полях за стенами города. Они оставались там более двух недель, пока велись переговоры с людьми Гента и разрабатывались планы осады города. Гент потерял в битве большую часть своего мужского населения и всех своих союзников во Фландрии. Он был уязвим для повторного введения блокады и в течение нескольких дней после битвы жители не знали, что делать. Их первым побуждением было подчиниться даже на тех мрачных условиях, которые предлагали французы. Французские лидеры и эмигранты-аристократы из окружения графа ненавидели Гент со страстью, которая и сейчас может шокировать тех, кто читал язвительные стихи, написанные Эсташем Дешаном против этого "корня измены… от Каина и Иуды рожденного". Тем не менее, по мере того, как декабрь шел своим чередом, французская угроза Генту стала казаться менее правдоподобной. Было очень холодно, а сильный дождь залил равнину вокруг города и превратил долины рек Лис и Шельды в бассейны с грязью. Лошади сильно страдали, а капитаны армии, многие из которых служили в долг, хотели вернуться домой. Внутри осажденного города горожане восстанавливали уверенность в себе после первого шока от катастрофы. Сообщения о казнях и конфискациях в остальной Фландрии служили напоминанием о судьбе, которая ожидала самых выдающихся горожан, и укрепили их решимость. Питер ван ден Босше, все еще страдавший от ран, полученных на мосту Комина, прибыл из Брюгге на подводе через несколько дней после битвы. Он взял на себя роль погибшего Артевелде и начал организовывать оборону.

Примерно в середине декабря 1382 года Совет французского короля принял решение отказаться от кампании и расплатиться с большей частью армии. Как только эта новость достигла Гента, городские лидеры прервали переговоры. 18 декабря французы покинули Куртре, чтобы встретить Рождество в более благоприятной атмосфере Турне. Последним их действием перед отъездом было изъятие шпор и доспехов, снятых с тел французских рыцарей, убитых в битве при Куртре за восемьдесят лет до этого, которые все еще висели в церкви Нотр-Дам. Эта знаменитая битва, одно из самых унизительных поражений, понесенных французским оружием в средние века, приобрела символическое значение в сознании обеих сторон. Теперь она была отомщена. Когда король и его свита отбыли, войска вошли в город через недавно разрушенные ворота и завершили опустошение, начатое людьми графа Фландрского тремя неделями ранее, подвергнув его систематическому разграблению. Тех жителей, которые не успели спрятаться или убежать, убивали на улицах и в домах. После этого большая часть города была сожжена[679].

После битвы при Роозбеке Гент сражался еще почти три года, но сражался в одиночку. В политическом плане победа Франции была полной. Суверенитет Франции над Фландрией стал реальностью впервые за более чем столетие. Граф, хотя номинально и восстановил свою прежнюю власть, удалился во франкоязычные кастелянства на юге, а реальная власть во Фландрии была разделена между его офицерами и министрами короля Франции. Условия подчинения Брюгге, послужившие образцом для других городов, предусматривали, что брюггцы будут "признавать короля Франции своим сувереном и подчиняться ему и его лейтенантам, прево, офицерам и сержантам… так же, как это обязаны делать подданные других пэров Франции". Апелляционная юрисдикция Парижского Парламента во Фландрии, которая была чистой формальностью на протяжении большей части XIV века, была восстановлена. Французы взяли под контроль большинство крупных городов. Они назначили своих капитанов в Брюгге и двух его портах — Слейсе и Дамме. Аарденбург, тогдашний морской порт в широком устье реки Звин, получил гарнизон из 200 бретонцев. Куртре был передан под командование ставленника герцога Бургундского. Ипр и Гравелин стали частью военного командования сеньора де Семпи и были включены в кольцо французских крепостей вокруг Кале[680].

Одним из первых действий французского правительства после победы было распространение торгового эмбарго против Англии на Фландрию, где оно никогда ранее не применялось. Все сделки с англичанами были запрещены. Это решение, за которым вскоре последовал уход ганзейских купцов, нанесло глубокий ущерб фламандской суконной промышленности. Это была коммерческая катастрофа для Брюгге, который был перекрестком североевропейской торговли. Процветающее английское торговое сообщество во Фландрии было уничтожено в одночасье. Джон Саломон, глава английских купцов в Брюгге, проживший там четверть века и служивший судовым маклером и казначеем английского правительства во Фландрии, погрузил все свои товары и деньги на корабли в Слейсе и бежал в Лондон, когда французы вошли в город. Другие, кто действовал менее быстро, потеряли все свои капиталы и имущество, поскольку английские активы были конфискованы короной и переданы коннетаблю Франции. По крайней мере, четыре англичанина в Брюгге были казнены как сторонники Гента. После того как Кале был отрезан от Фландрии, а все порты графства оказались в руках французов, торговля шерстью между Англией и Нидерландами практически прекратилась, пока весной