Лучшие рассказы - Нил Гейман

Достигнув берегов Килберна, трое остановились, а бывший пастух и три его лохматых собакочеловека двинулись прямо в воду.

Ничего сейчас не было у них в головах, кроме потребности поскорее попасть к Грибу, снова отведать его, впустить его внутрь себя и служить ему верой и правдой, – Маркиз это знал. Гриб исправит все, что они в себе ненавидят, – и жизнь их станет гораздо счастливее и гораздо интереснее.

– Надо было позволить мне их убить, – пробурчал Слон, когда пастух и собаки убрели прочь.

– Никакого смысла, – отрезал Маркиз. – Даже ради мести. Тех, кто нас захватил, больше не существует.

Слон яростно хлопнул ушами, потом энергично их почесал.

– Кстати, о мести… Для кого ты, черт подери, украл мой дневник? – спросил он.

– Для Виктории, – признался Карабас.

– Вот уж на кого бы не подумал. В тихом омуте, – сказал Слон, помолчав.

– Кто бы спорил, – ответил Маркиз. – К тому же, она мне недоплатила. Пришлось самому обеспечить себе чаевые, чтобы покрыть недостачу.

Он сунул темную руку в недра плаща. Пальцы привычно нащупали очевидные карманы, затем – куда менее очевидные, а затем, к его собственному удивлению, еще один, самый неочевидный из всех. Вот туда-то он и полез – и достал из него увеличительное стекло на цепочке.

– Оно принадлежало Виктории, – объяснил он. – С ним можно видеть твердые предметы насквозь. Возможно, оно сгодится как небольшое возмещение моего долга перед тобой.

Слон порылся у себя в кармане, достал что-то – Маркизу было не видно, что именно – и прищурился, глядя на это через увеличительное стекло. Потом то ли довольно всхрапнул, то ли коротко протрубил в знак удовлетворения.

– Ну, здорово. Просто здорово, – сказал он и прикарманил оба предмета. – Полагаю, спасение жизни вполне перекрывает кражу дневника. И хотя меня не пришлось бы спасать, если бы я не полез за тобой в сток, дальнейшие обвинения считаю бессмысленными. Считай, что твоя жизнь снова принадлежит тебе.

– Надеюсь когда-нибудь посетить тебя в Замке, – молвил Маркиз.

– Не искушай судьбу, парень, – возразил Слон, сердито махнув хоботом.

– Не буду, – согласился Маркиз, так и не сказав, что только искушая судьбу он и сумел зайти так далеко.

Оглядевшись вокруг, он понял, что Перегрин таинственным и вопиющим образом снова растворился в тенях – даже не удосужившись попрощаться.

Маркиз терпеть не мог, когда люди так поступают.

Он коротко, но учтиво кивнул Слону, и его плащ, его изумительный плащ подхватил движение, усилил, довел до подлинного совершенства и превратил в такой поклон, изобразить который во всем свете мог только он, Маркиз де Карабас.

Следующий Плавучий Базар устроили в Саду-на-Крыше у Дерри и Тома[106]. Дерри и Том приказали долго жить еще в 1973-м, но время и пространство, с одной стороны, и Нижний Лондон, с другой, нехотя пошли на уступки друг другу, и для жителей последнего Сад-на-Крыше остался моложе и невиннее, чем для тех, кто обитал наверху. Молодежь Верхнего Лондона – все, и юноши, и девушки, в туфлях на наборных каблуках, в брюках-клеш и рубашках в огурец – увлеченно спорили о чем-то и не обращали на нижнелондонцев никакого внимания.

Маркиз де Карабас стремительно шагал через Сад-на-Крыше с таким видом, словно тот принадлежал лично ему. Вскоре он добрался до фуд-корта. Прошел мимо крошечной женщины, которая торговала пожухлыми сырными сэндвичами с тачки, доверху нагруженной всяким барахлом. Прошел мимо киоска с карри. Мимо коротышки с громадным стеклянным аквариумом, полным бледной слепой рыбы, и с длинной металлической вилкой для жарки. И, наконец, оказался перед прилавком, где продавали Гриб.

– Ломтик Гриба, хорошо прожаренный, пожалуйста, – сказал Маркиз.

Продавец, принявший заказ, был ниже его ростом, но толще, с редеющими песочными волосами и порядком замученный на вид.

– Щас все будет, – заверил он. – Еще чего-нибудь желаете?

– Нет, это все, – заключил Маркиз, а потом не без любопытства спросил: – Вы меня помните?

– Боюсь, что нет, – отозвался Грибник. – Но плащ, должен признать, просто превосходный.

– Спасибо, – сказал Маркиз и оглянулся по сторонам. – А где тот молодой парень, что тут работал?

– А! Интересная вышла история, – сказал Грибник.

Сыростью от него еще не пахло, хотя сбоку на шее уже высыпала небольшая колония грибов.

– Кто-то сказал прекрасной Друзилле из Вороньего Двора, что наш Винс подбивает к ней клинья и даже послал ей (можете не верить, но сам-то я думаю, это чистая правда) письмо со спорами, чтобы, значит, сделать ее своей невестой во Грибе.

Маркиз недоверчиво выгнул бровь. Впрочем, сюрпризом это для него не стало. В конце концов, это он просветил прекрасную Друзиллу и даже показал ей письмо.

– И как же она отнеслась к этой новости? Надо полагать, благосклонно?

– Не думаю, сударь. Вот уж не думаю. Они с несколькими сестрами подкараулили нас по дороге на Базар. Друзилла сказала Винсу – надо, мол, кое о чем потолковать с глазу на глаз. Он аж просиял, ну и пошел с ними, чтобы выяснить, чего им там от него надо. Я его на Базаре до вечера прождал. Все думал, он придет и примется за работу. Но теперь-то уж вряд ли объявится. – Продавец помолчал и добавил с легкой завистью: – Прямо ужасно красивый плащ. Как будто у меня самого такой был – когда-то в прошлой жизни.

– Ни секунды не сомневаюсь, – ответил Маркиз де Карабас, удовлетворенный услышанным. – Но этот плащ, – заметил он, разрезая хорошо прожаренный ломтик Гриба, – совершенно точно мой.

Сбегая по лестнице к выходу, он миновал группу людей и обменялся кивком с молодой женщиной необычайной прелести. У нее были длинные рыжие волосы и немного плоский профиль прерафаэлитской красавицы, а на тыльной стороне руки – родимое пятно в виде пятиконечной звездочки. Другой рукой она поглаживала по голове крупную взъерошенную сову, недовольно зыркавшую на все вокруг необычными для этого вида птиц светло-голубыми глазами.

Итак, Маркиз кивнул ей, а она смущенно посмотрела на него и тут же отвела глаза, как тот, кто только начал понимать, что задолжал Маркизу услугу.

Впрочем, кивок Маркиза был вполне дружелюбным.

Он продолжил спускаться.

Друзилла побежала следом, как будто хотела что-то ему сказать. Маркиз первым достиг подножия лестницы, задержался на мгновение, задумавшись о разных вещах и людях и еще о том, как нелегко бывает делать что-то в первый раз. А потом, по-прежнему облаченный в свой великолепный плащ, самым таинственным и, пожалуй, даже вопиющим образом скользнул в тени и, не попрощавшись, был таков.

I. Чужак в пабе