Лучшие рассказы - Нил Гейман

Тут он посмотрел на Слона.

– Понимаю, мне стоило спросить раньше, но что, во имя Старой Ведьмы[105], это такое?

– Я верный член стада, – смиренно сообщил Слон своим глубоким голосом; Маркиз подумал о том, что вероятно и его собственный голос звучал так же безжизненно и плоско, когда он был верным членом стада. – Я продолжал шагать в ногу, даже когда он перестал.

– И стадо благодарно тебе за усердный труд, – промолвил пастух.

Он протянул руку и потрогал острый кончик слоновьего бивня – так, интереса ради.

– Я никогда не видел ничего подобного тебе и очень рад, что едва ли увижу снова. Лучше тебе тоже умереть.

Слон махнул ушами.

– Но я же из стада.

Пастух посмотрел в его широкое лицо.

– Береженого бог бережет, – промолвил он и снова повернулся к Маркизу де Карабасу. – Ну, где же твое важное письмо?

– У меня в рубашке, – ответил Маркиз. – Однако я вынужден повторить, это самый важный документ из всех, что мне когда-либо доверяли для доставки. Должен попросить вас даже не смотреть на него – ради вашего же блага.

Пастух сгреб его за грудки и потянул. Пуговицы разлетелись и застучали по стенам и полу. Письмо в пакете для сэндвичей было во внутреннем кармане.

– Какая неприятность. Надеюсь, вы прочтете нам его вслух, прежде чем мы умрем, – сказал Маркиз. – Но прочтете вы нам его или нет, все равно обещаю, что мы с Перегрином будем слушать вас, затаив дыхание. Правда, Перегрин?

Пастух открыл пакетик и посмотрел на конверт. Потом разорвал и вытащил листок полинялой бумаги. Вместе с письмом из конверта взметнулась пыль и повисла в неподвижном воздухе тускло освещенной комнаты.

– Моя дорогая и прекрасная Друзилла, – вслух прочел пастух, – хотя я знаю, что ты пока не чувствуешь ко мне того, что я чувствую к тебе… Это что еще за бред?!

Маркиз ничего не ответил. Он даже не улыбнулся. Он, как и обещал, перестал дышать и надеялся, что Перегрин внимательно его слушал. А еще он считал, потому что это помогало отвлечься от настоятельной потребности возобновить дыхательный процесс. А возобновить его скоро придется.

35. 36. 37.

Интересно, сколько еще грибные споры продержатся в воздухе?

43. 44. 45. 46.

Пастух умолк.

Маркиз отступил назад, боясь почувствовать нож под ребрами или зубы мохнатых сторожевых на горле, но ничего подобного не случилось. Тогда он продолжил пятиться, подальше от людей-псов, а заодно и от Слона.

Перегрин, он заметил, занимался тем же.

Легкие жгло, сердце тяжело стучало уже где-то между висков – достаточно громко, чтобы заглушить тонкий надсадный звон в ушах.

Только прижавшись спиной к книжному шкафу у стены и оказавшись как можно дальше от конверта, он позволил себе глубоко вздохнуть. Рядом раздался вздох Перегрина.

За ним последовал еще один странный звук: Перегрин разинул рот пошире, и скотч упал на пол.

– Что это было? – спросил он.

– Наш билет на выход из этой комнаты и вообще из Пастушьей Чащи, если я не ошибаюсь, – ответил Карабас. – А ошибаюсь я редко. Ты не мог бы развязать мне руки?

Он почувствовал, что Перегрин возится с узлами, и вскоре веревка, которой были связаны его руки, свалилась на пол.

Рядом глухо зарычали.

– Я, наверное, кого-нибудь убью, – произнес Слон. – Как только пойму, кто.

– Угу, дорогуша, – отозвался Маркиз, растирая кисти рук. – Ты хотел сказать, «кого».

Пастух с собаками неуклюже продвигались к двери – шаг за шагом.

– Уверяю, убивать ты никого не будешь – по крайней мере, если хочешь добраться домой, в Замок, целым и невредимым.

Слоновий хобот раздраженно качнулся из стороны в сторону.

– Я совершенно точно собираюсь убить тебя.

– Ты явно напрашиваешься на восклицание вроде «фи!», – сказал он. – Или даже «надо же, какая чушь!». До сих пор мне никогда – ни разу в жизни! – не хотелось сказать «надо же, какая чушь!». Но сейчас я прямо-таки чувствую, как во мне нарастает желание…

– Что, ради Храма и Арки, на тебя вообще нашло? – воскликнул Слон.

– Неверный вопрос. Но верный я задам сам, за тебя. Надо было спросить: что на самом деле не нашло на нас троих – на нас с Перегрином, потому что мы задерживали дыхание, а на тебя, ну, не знаю, возможно, потому что ты слон, и у тебя отличная толстая шкура. Но более вероятно – потому, что ты дышишь через хобот, у которого входное отверстие на уровне земли. Итак, что же не нашло на нас – и, наоборот, нашло на наших похитителей? Ответ будет такой: на нас не нашли и в нас не попали те самые споры, которые зато попали в нашего представительного пастуха и его псевдопсовых товарищей.

– Споры Того Гриба? – уточнил Перегрин. – Гриба Грибного народа?

– Именно. Того Самого Гриба, – подтвердил Маркиз.

– Ад меня раздери совсем, – сказал Слон.

– И по этой причине, – продолжал, обращаясь к нему, Карабас, – если ты попытаешься убить меня или Перегрина, тебе это не только не удастся, но и все мы окажемся обречены. А вот если ты заткнешься и мы постараемся сделать вид, что мы все еще часть стада, у нас будет шанс. Споры сейчас как раз прокладывают себе дорогу к ним в мозги. Тот Самый Гриб в любой момент начнет звать их домой.

Пастух неумолимо шествовал вперед, вооруженный деревянным крюком. За ним следовали трое. Плечи одного венчала голова слона; другой был высок и сногсшибательно хорош собой; третий щеголял в совершенно изумительном плаще. Плащ сидел на нем как влитой и был цвета мокрой ночной улицы.

За стадом трусили овчарки. Выглядели они так, словно готовы пройти сквозь огонь, лишь бы попасть туда, куда, по их мнению, они направлялись.

В Пастушьей Чаще подобное было не в диковинку – пастух перегоняет часть стада в сопровождении нескольких самых свирепых псов (которые на самом деле были людьми… ну, по крайней мере, когда-то). Так что остальные, узрев пастуха и трех собак, ведущих скотину в количестве трех голов куда-то прочь из Шепердс-Буша, не обратили на них никакого внимания. Все продолжали делать то, что делали всегда, с тех пор как стали членами стада. Если до них и доходило, что власть пастуха немного пошатнулась, они просто терпеливо ждали, когда придет другой, новый пастух и позаботится о них, и защитит от хищников и от мира в целом. Одному-то быть ох как страшно.

Никто не заметил, как они перешли границу Пастушьей Чащи, но не остановились и не сбавили шага.