Девушка, которая играла с огнем - Стиг Ларссон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Получив наконец заказанную машину, он обнаружил, что в бардачке нет карты. Пришлось искать работающую в вечернее время заправку и покупать карту там. Немного подумав, он приобрел еще и карманный фонарик, бутылку минеральной воды и стаканчик кофе в дорогу, который он поставил в стеклянную подставку возле панели приборов. Было уже половина одиннадцатого, когда он проезжал Партилле, направляясь из Гётеборга на север, по дороге на Алингсос.
В половине десятого мимо могилы Лисбет Саландер пробегал лис. Животное остановилось, тревожно оглядываясь по сторонам. Лис инстинктивно почувствовал, что здесь кто-то зарыт, но решил, что зарытое находится так глубоко, что не стоит и пытаться раскапывать. Лучше поискать добычу полегче.
Где-то поблизости зашумел в кустах какой-то ночной зверек, и лис прислушался к шороху. Он сделал осторожный шаг, но прежде чем продолжить охоту, поднял заднюю лапку и, жалобно заскулив, пометил место.
Обычно Бублански никому не звонил поздно вечером по служебным вопросам, но на этот раз он не смог удержаться. Инспектор снял трубку и набрал номер Сони Мудиг.
— Прости, что я звоню так поздно. Ты еще не спишь?
— Нет, не беспокойся.
— Я только что дочитал до конца расследование девяносто первого года.
— Похоже, что тебе, как и мне, было не оторваться от этого чтения.
— Соня… Как ты понимаешь то, что тут происходит?
— У меня такое впечатление, что Гуннар Бьёрк, занимающий выдающееся место в списке клиентов, отправил Лисбет Саландер в дурдом, когда она попыталась защитить себя и свою мать от сумасшедшего убийцы, которому покровительствовала Служба безопасности. В этом ему помогал, в частности, Петер Телеборьян, на заключение которого мы в значительной степени опирались при оценке ее психического здоровья.
— Но это же совершенно меняет все представление о ней!
— Это многое объясняет.
— Соня, ты можешь заехать за мной завтра в восемь часов?
— Конечно могу.
— Мы съездим в Смодаларё и поговорим с Гуннаром Бьёрком. Я разузнал о нем. Он находится на больничном по причине ревматизма.
— Я с нетерпением буду ждать встречи с ним.
— По-моему, нам придется полностью пересмотреть наше представление о Лисбет Саландер.
Грегер Бекман украдкой взглянул на жену. Эрика Бергер стояла у окна гостиной и глядела на водную гладь. В руке у нее был мобильник, и Грегер знал, что она ждет звонка Микаэля Блумквиста. Вид у нее был такой расстроенный, что он подошел и обнял ее.
— Блумквист взрослый мальчик, — сказал Грегер. — Но уж если ты так беспокоишься, то позвонила бы лучше в полицию.
Эрика Бергер вздохнула.
— Это надо было сделать уже несколько часов назад. Но не это меня так расстраивает.
— Мне следует об этом знать?
Она кивнула.
— Расскажи.
— Я скрывала от тебя. И от Микаэля. А главное, от редакции.
— Скрывала?
Она обернулась к мужу и рассказала ему, что ее пригласили работать главным редактором в «Свенска моргонпостен». Грегер Бекман удивленно вскинул брови.
— Не понимаю, почему ты об этом не рассказывала, — сказал он. — Это же для тебя просто здорово! Подарок судьбы!
— Наверное, потому, что я чувствую себя предательницей.
— Микаэль поймет. Для каждого человека когда-то приходит время сделать следующий шаг. И теперь это время настало для тебя.
— Я знаю.
— Ты действительно уже решила?
— Да, я решила. Но у меня не хватило духу рассказать кому-нибудь об этом. И потом, у меня такое чувство, что я ухожу в самый неподходящий момент.
Он покрепче обнял жену.
Драган Арманский потер глаза и выглянул в окно. За окном реабилитационного центра в Эрставикене стояла тьма.
— Нужно позвонить инспектору Бублански, — сказал он.
— Нет, — возразил Хольгер Пальмгрен. — Ни Бублански, ни вообще кто бы то ни было из людей, облеченных властью, ни разу и пальцем для нее не шевельнул. Так оставьте ее самостоятельно разбираться со своими делами.
Арманский внимательно посмотрел на бывшего опекуна Саландер. Он все еще находился под впечатлением поразительных изменений к лучшему, которые произошли в состоянии Пальмгрена со времени их последней встречи в рождественские праздники. Речь его по-прежнему оставалась невнятной, зато глаза ожили и заблестели по-новому. Кроме того, у Пальмгрена появилась злость, которой Арманский раньше никогда за ним не замечал. В этот вечер адвокат поведал ему в деталях всю историю, которую восстановил Блумквист, и Арманский пришел в ужас.
— Она же попытается убить своего отца!
— Возможно, — спокойно согласился Пальмгрен.
— Или, наоборот, Залаченко убьет ее.
— И это возможно.
— А мы будем тут спокойно ждать?
— Драган! Вы хороший человек, но что там сделает или не сделает Лисбет Саландер и останется ли она жива или умрет — это не ваше дело.
Пальмгрен развел руками. К нему внезапно вернулась давно утраченная координация движений. Казалось, будто драматические события последних недель вдохнули в него новые силы.
— Я никогда не испытывал симпатии к людям, которые решают все сами без суда и следствия. Но с другой стороны, я не встречал ни одного человека, у которого было бы для этого столько оснований, как у нее. В ее случае это веление судьбы, так судил рок задолго до того, как она родилась. Нам с вами остается только решить, как мы встретим Лисбет, если она вернется.
Арманский огорченно вздохнул и покосился на старого адвоката.
— А если следующие десять лет она проведет в «Хинсеберге»,[89] то она сама сделала этот выбор. Я же по-прежнему останусь ее другом.
— Я никогда не подозревал раньше, что у вас такой либертарианский[90] взгляд на жизнь.