Плавания капитана флота Федора Литке вокруг света и по Северному Ледовитому океану - Федор Литке

Покуда шлюпка занята была этой работой, мы толковали с островитянами, которые сначала очень смело пристали к корме и двое по первому приглашению взошли на судно, однако казались беспокойными и недоверчивыми и неохотно удалялись от гакаборта[228], как мы ни старались успокоить их, наделяя подарками, за которые получили от них несколько рыб. Нам нужно было повернуть, чтобы не слишком удалиться от шлюпки; бывшие в лодках, воображая, конечно, что мы увозим их земляков, подняли ужасный крик, и как я ни старался объяснить, что мы только хотим подойти к их острову ближе, однако они бросились в воду и уплыли к своим лодкам. После того держались они во все время под парусами в некотором отдалении. Я успел узнать от них, что больший из лежащих пред нами островов называется Писерарр (Пизарас у Шамиссо).

В следующее утро (5 февраля), пройдя промеренным каналом, нашли мы на расстоянии 12 миль ровную глубину от 20 до 23 сажен и имели тогда видимые прежде к северу островки (Уналик, Аматидё, Пилипаль и Оноун) на восток, а к NW еще два (Магыр и Магырарик), видимые только с салинга. Эти три группы соединялись между собой рифом, в некоторых местах омываемым бурунами, в других приметным только по зеленоватому цвету воды. Мы увидели себя в обширной лагуне, простиравшейся от севера к югу по крайней мере на 25 миль, по параллели же неизвестно насколько, у которой помянутые островки и рифы составляли восточный край.

И здесь мы были встречены несколькими лодками. Островитяне показали себя гораздо доверчивее вчерашних, несколько человек тотчас взошли на судно, и между ними один весьма солидный, пожилой шамоль Рекейль. Все требовали ножей, которые называли по-английски «найф», но более «лайф». Один Рекейль не был докучлив, да, правду сказать, и не имел надобности им быть, потому что и без того был осыпан подарками. Посетители эти явно показали себя близкими соседями Гуахана: над гвоздями смеялись, безделицы ставили в ничто и хотели одних только «лайф». За маленькую связку веревок требовали нож и издевались надо мной, когда я хотел его дать только за пять связок. Вообще были они веселы, любезны, охотно и с толком отвечали на географические наши вопросы и тем только были недовольны, что мы, спеша засветло выбраться из лагуны, не так долго с ними оставались, как они того желали.

Одна лодка долго держалась за нами; мы забавлялись проворством, с каким они ей управляли, а они, как можно поверить, в накладе не остались. В 4 часа вышли мы на южную сторону лагуны. Пролавировав ночь, чтобы не потерять своего места, легли мы на рассвете 6 числа под всеми парусами к северу и в 9 часу пришли опять на глубину 23 сажен. Течение настолько увлекло нас к западу, что ни одного из виденных накануне островов теперь в виду не было. Мы продолжали идти до полудня все по той же глубине, встречая по временам небольшие банки, от которых без труда уклонялись. Остров Магыр тогда только стал означаться на горизонте к NO, и в то же время показался ряд отмелей, покрывавших весь горизонт от NO до SW. Пройдя некоторое расстояние параллельно им в этом направлении, увидели мы, что они простираются грядой к открывшемуся впереди острову (Оноун), который, по-видимому, составлял западный угол этой обширной лагуны.

Опасаясь запутаться в подветренном углу ее так, что и выход отыскать будет трудно, привели мы к SO, чтобы этим путем выйти обратно на южную сторону, но скоро увидели и в этом направлении буруны, простиравшиеся с несколькими промежутками к тому же острову. Мы их скоро обогнули бы, если бы в самую критическую минуту не случилось повреждение в оснастке, замедлившее движения наши так, что вечер наступил прежде, нежели мы успели высвободиться из рифов и банок, и нам осталось только, отойдя на средину, стать на якорь. Если бы NO ветер стал крепче, как это иногда случается, то положение наше могло бы быть плохое; однако ночь прошла благополучно, только что судно имело трудную качку, а едва стало брезжить 7 февраля, как мы вступили под паруса и легли к NNW.

Я не воображал, чтобы нам этим путем можно было выйти в море, по причине встреченных вчера банок, и потому весьма изумился, когда в половине 8-го часа не достали дна на 40 саженях. Поворотив к SO, пришли мы опять на 23 сажени и впереди увидели непрерывную гряду мелководий, простиравшуюся от SW к NO, конечно, ту самую, которую видели прежде. Определив таким образом с этой стороны границу большой банки, легли мы по внешнюю ее сторону к острову Оноун. В 4-м часу мы были вплотную к нему и скоро увидели на берегу многочисленную толпу островитян; большая часть сидела в кучке, смотря на нас; некоторые бродили взад и вперед, между ними женщины отличались передниками ярких цветов, висевшими ниже колен, другие трудились спускать на воду лодки, множество которых было вытащено на берег вдавшейся к востоку заводи, где не было большого прибоя. Вечернее солнце ударяло прямо на эту группу, которая в трубы, как в камер-обскуре, представляла прелестную картину.

Вскоре догнали нас 4 или 5 лодок, во всем подобных прежде нами виденным. Сначала только дикие крики приглашения; наконец один шамоль (Суккизём), отличавшийся несколько от других чертами лица, удивил нас вопросом: «Fragatta Ingles?» [корабль английский?]. Мы отвечали: «Fragatta Russiana» [корабль русский], и он повторил слова наши, как бы понимая их значение. Когда он взошел по шторм-трапу на судно, мы встретили его испанским приветствием: «Buenas dias» [добрый день]. Он отвечал: «Si Seniod» (Sennor) [да, господин], тотчас рассказал нам, что он с острова Сотоана (Сатуаля), приехал сюда торговать; что он бывал уже на Уале (Гуахане), и в доказательство просил cuchillas (ножей); на вопрос мой, знает ли он дона Луиса Торреса, вскричал он радостно: «Luis! Mariales! Si Sennor!» [Луис! Марианы! Да, господин!] Вслед за тем попросил come (есть). Ему подали пирожного, которое он с жадностью глотал, повторяя: «Pal (pan), come, Mariales» (Marianes).

Суккизём имел много последователей, палуба наша некоторое время была полна посетителей, которые показали себя столь же любезными и добрыми, однако гораздо более просвещенными, чем прежние приятели: за каждую безделицу хотели иметь «лайф» или, по самой малой мере, железную удочку; на гвозди и смотреть не хотели. Все, не исключая и просвещенного Суккизёма, весьма расположены были просить и получать ножи, удочки и все возможное, не давая взамен совсем ничего. Все они были выпачканы известным желтым порошком; некоторые, входя к нам, подвязывали свой тол, но большая часть оставалась совсем без всего или только подпоясавшись толом. После захода солнца все разъехались.

Нам нужно было продержаться тут до следующего дня, чтобы определить широту острова. С рассветом (8 февраля) жители стали к нам опять выезжать, хотя течение отнесло нас миль на шесть от острова, и к 6 часам собралось около нас до 20 лодок, в которых было по меньшей мере до 100 человек народа. Они навезли нам столько рыбы, главным образом летучей, что ее хватило на всю команду. Кроме нее, много и других рыб, между которыми натуралисты нашли и новые, всего до 13 видов таких, каких не имели прежде. И в этом случае показали себя островитяне преискусными торгашами. Сначала требовали «лайф» за одну рыбу. Однако мы на этот раз также умерили свое великодушие и порядочно с ними торговались.