Генералы Великой войны. Западный фронт 1914-1918 - Робин Нейландс

Погода играла столь значительную роль во время 3-го Ипрского сражения, что насчет этого даже разгорелась полемика. Чартерис утверждал, что метеорологические наблюдения показывали, что плохая погода «наступает во Фландрии в августе всякий раз с регулярностью индийского муссона». Существует множество частных свидетельств, которые опровергают это утверждение, самое очевидное состоит в том, что наступление и отступление под Монсом близ Эно в августе 1914 года происходили в ужасную жару, изматывающую войска. В составе Генерального штаба было метеорологическое управление, и его начальник генерал-полковник Голд, оспорил утверждение Чартериса, заявив, что погода во Фландрии совершенно непредсказуема; он добавил также, что заявление начальника разведки не заслуживает формального опровержения. Истина, кажется, лежит где-то посредине. Фландрия не наделена благословенным климатом. Дождь может идти и идет там во всякое время, и особенно осенью, однако дожди, которые пролились в конце лета 1917 года, были тяжелее и продолжительнее, чем можно было ожидать.

Сухая почва важна, она позволяет пехоте быстро двигаться по развороченной земле, подтягивать артиллерию, выдвигать подкрепления, поддерживать пехоту танками, эвакуировать раненых. Танки значились в плане сражения под Пилькемом, 117 машин должны были поддерживать атаку, однако большинство из них сломались или завязли. Дождь и грязь быстро заливали машины, и 3 августа их командиры просили Гофа и Хейга вывести их с поля боя. Как и на Сомме, однако, там, где танки могли двигаться, они оказались очень полезными и оставались на поле боя до начала октября.

Армия Гофа трижды атаковала в августе: под Пилькемом, Лангемарком и вдоль дороги на Менин. Каждый раз, когда начиналось наступление, дождь возобновлялся с удвоенной силой, так что солдаты начинали верить, будто пушечная пальба заставляет тучи проливаться ливнем. Но, несмотря на это, 5-я армия продвигалась, медленно, уныло и с трудом, однако без — опять-таки, разумеется, по меркам Первой мировой войны — значительных потерь. Потери всех видов к концу августа достигали 68 000 человек, которые можно сравнить с 57 000 человек погибших только в первый день сражения на Сомме. Однако хотя потери были меньше, они не казались меньшими. Глубокая грязь, бесконечный дождь и настильный огонь германских пулеметов означали, что мертвых невозможно было похоронить, а раненых — вытащить, вследствие чего дорога на Пасшендэль приобрела новое измерение ужаса: гниющие тела, мертвые и умирающие лошади и мулы, разорванные тела, оторванные конечности и жалкие раненые, покрытые грязью и лежащие непокрытыми под бесконечным проливным дождем.

Месяц боев в ужасных условиях переполнил чашу терпения генералов 5-й армии, их терпимость в отношении генерала Гофа, никогда не бывшая чрезмерной, испарилась. Долгие и громкие протесты бригадных и дивизионных генералов против условий, в которых находились их солдаты, и против методов работы штаба 5-й армии вскоре достигли ушей фельдмаршала Хейга. Они стали причиной глубокого беспокойства, поскольку дивизионные командиры 3-й армии протестовали против наступления Алленби в Аррасе, и были опасения, что эти протесты старших командиров являются симптомами гораздо более глубокого недовольства. Сам Гоф вскоре пришел к убеждению, что какое-либо наступление в таких условиях невозможно, и позднее говорил, что сообщил о своем взгляде Хейгу: «Тактический успех невозможен или обойдется слишком дорого в таких условиях, наступление следует остановить».

Главнокомандующий не согласился. Он полагал, что слишком рано отказываться от наступления, не достигшего ни одной из первоначальных целей, а единственный способ выиграть — продолжать наносить удары по фронту противника, поскольку, как он сказал Гофу и Плюмеру, «этими мерами и только этими мерами можно обеспечить окончательную победу, измотав сопротивление противника».

Отнюдь не все противники Хейга были на фронте перед ним. За спиной у него стоял премьер-министр, и после недели 3-го Ипрского сражения Ллойд Джордж вновь переменил мнение. Теперь он планировал изменить ситуацию на Западном фронте и сделать что-нибудь с фельдмаршалом сэром Дугласом Хейгом. Наступление во Фландрии захлебнулось в грязи, и пришло время испробовать иную стратегию. Срочно собранное совещание в Лондоне 8 августа должно было утвердить альтернативный план посылки тяжелой артиллерии и двенадцати британских дивизий в Италию. Робертсону удалось отсрочить обсуждение этого плана на время, но от него не отказались совсем. Ллойд Джордж говорил правду, когда указывал, что приказ наступать во Фландрии был отдан в расчете на то, что оно принесет скорые результаты, и оно должно быть остановлено ради усиления борьбы в Италии, если его цели окажутся недостижимыми. Хотя он был сторонником Хейга, начальник Имперского Генерального штаба считал этот аргумент существенным, и сформулировал это в письме Хейгу: «Власти начинают чувствовать неловкость ситуации. Потери увеличиваются, и министры настойчиво интересуются, приведут ли потери, скажем, в 300 000 человек к действительно заметному результату, поскольку, если этого не произойдет, нам следует удовлетвориться чем-то меньшим, нежели то, что мы делаем сейчас».

Триста тысяч человек! Почти столько убитыми потеряла армия Великобритании за шесть лет Второй мировой войны. Какие результаты, если не рассматривать те, о которых пишут только в бумагах, перевесят гибель или ранение 300 000 человек? Кроме того, и это подкрепляло идею посылки помощи в Италию, генерал Луиджи Кадорна, начальник итальянского Генерального штаба, казалось бы, успешно вел наступление — 11-е сражение на Изонцо, — в результате чего на Хейга и Робертсона снова оказывали давление, дабы побудить их отправить больше тяжелых орудий итальянцам. 4 сентября Хейг согласился послать 100 тяжелых пушек в Италию из французской 1-й армии на фронте под Ньюпортом при условии, что они будут возвращены к моменту планировавшегося наступления в районе Остенде. Ллойд Джордж был в восторге от этого жеста, но его ликование было недолгим. Прежде чем французские пушки оказались в Италии, наступление Кадорны захлебнулось, и итальянская армия вернулась на зимние квартиры.

Сражение во Фландрии, однако, продолжалось, но изменений не произошло. Хейг не мог принудить себя отправить в отставку генерала Гофа, который был теперь совершенно непопулярен в британских войсках, однако принял решение передать общее командование под Ипром Плюмеру. Перемена произошла 25 августа и привела к изменению задач обеих армий. Теперь 2-я армия Плюмера находилась на острие главного удара на Пасшендэль, а 5-я армия Гофа должна была прикрывать ее фланг. Этот план был гораздо более разумным, однако он не мог быть приведен в действие немедленно. Большую часть артиллерии и инженерных запасов, в том числе дощатых настилов, без которых нельзя было двигаться по грязи, и материалов для постройки дорог, без которых армия не могла двигаться совсем, следовало передать из армии Гофа в армию Плюмера.

Результатом стала новая задержка. Сражения на Западном фронте не ограничивались Ипрским выступом, и 15–20 августа Канадский корпус 1-й армии генерал-лейтенант Артур Карри в секторе южнее выступа взял высоту 70 севернее Ланса, хотя и понес большие потери — 8000 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести.

Бой за высоту 70 был первым сражением Карри в качестве командира Канадского корпуса, и он был проведен по всем классическим правилам с точки зрения подготовки, тщательного планирования, неоднократных репетиций на ландшафтах, похожих на поле реального боя. Целью, поставленной перед Карри командующим 1-й армией Горном, был город Ланс, однако Карри убедил его заменить его на высоту 70 на северной окраине города. Карри не хотел, чтобы его солдаты сгинули в уличных боях в большом промышленном городе, и был уверен, что немцы болезненно отреагируют на потерю высоты 70, господствующей над городом, и предпримут нескончаемые контратаки, чтобы вернуть ее. Карри предложил соответствующий план превращения высоты 70 в артиллерийскую цитадель, дополнительно оснащенную 160 пулеметами.