Карты в зеркале - Орсон Скотт Кард

И тогда стало ясно, что Эмма Лазарус[108]посвятила свои вдохновенные стихи не тому памятнику. Люди, страдавшие от нищеты, тесноты и невыносимых условий жизни, давно утратившие надежду найти счастье на Земле, находили его за миллионы миль от родной планеты. Безграмотные крестьяне и жители городских трущоб садились на корабли и летели строить новую жизнь под сияющими небесами, с которых каждые тринадцать с половиной часов лился теплый ласковый дождь. На их новой родине не только не было ночной тьмы, — на Большом Шаре не существовало ни налогов, ни арендной платы.

Само собой, далеко не все бедняки покинули Землю, но нашлось и немало богатых людей, в которых не умер дух первопроходцев. На Большой Шар охотно переселялись и люди среднего класса, так что недостатка во врачах и учителях там не ощущалось. А вот юристам пришлось искать себе иной род занятий — на Большом Шаре не знали общегосударственных законов. Каждая ячейка жила по своим собственным законам и сама судила провинившихся.

В этом, по мнению Агнес, и заключалось величайшее чудо Большого Шара. Каждая ячейка превратилась в самостоятельное государство, где любой человек мог занять свое место, стать полезным обществу и снискать уважение соседей. Разве у евреев и арабов остались здесь причины для ненависти? Никто не заставлял их жить в одной ячейке. И у камбоджийцев исчезли причины воевать с вьетнамцами, поскольку места с избытком хватало и тем и другим. Прекратились и споры между верующими и атеистами: каждый выбирал ячейку, населенную его единоверцами или единомышленниками. Самое главное — внутри Большого Шара не надо было воевать и убивать из-за жизненного пространства. Достаточно было выбрать себе ячейку по вкусу и переселиться туда.

Иными словами, здесь царил мир в истинном смысле этого слова.

Правда, человеческая натура осталась прежней. Агнес доводилось слышать об убийствах. Алчность, злоба, вожделение и другие пороки, присущие человечеству, переселились вместе с людьми на Большой Шар. Но чего здесь не было — это организованной преступности. В ячейках все так или иначе знали друг друга; если не лично, то через общих знакомых.

Агнес к тому времени было почти полтораста лет. Ее долголетие вызывало удивление, хотя и не являлось редкостью — на Большом Шаре болели мало, к тому же местные врачи нашли способы продления жизни. Агнес прожила долгий счастливый век.

В день ее стопятидесятилетия звучало много песен, но не тех глупых песен, которые принято исполнять для юбиляров. Вместо них переселенцы из племени ибо (их ячейки носили общее название Биафра, но жившие там кланы обладали полной самостоятельностью) исполнили для Агнес торжественный национальный гимн и спели сотню неистовых и радостных песен, сложенных еще на Земле, когда жизнь племени была тяжелой, а порой просто невыносимой. Они не только пели, но и танцевали; танцевать Агнес уже не могла, однако пела вместе со всеми.

Как-никак, тетушка Агнес, как называли ее многие жители Большого Шара, была для переселенцев героиней, живым символом свободы. На ее юбилей собрались посланцы от многих одиночных ячеек и их сообществ. Людям хотелось не только отдать Агнес дань уважения, но и просто увидеть ее, пока еще есть возможность. Тетушка Агнес приняла всех и каждому сказала несколько слов.

Затем последовали речи о великих научных, технических и социальных достижениях жителей Большого Шара. Много говорилось о том, что очень скоро их космическая родина станет местом абсолютной грамотности.

Наконец настало время для ответной речи, однако слова Агнес вовсе не были восторженными.

— Почти век мы живем здесь, но так и не проникли в тайны нашего общего дома, который называем Большим Шаром, — начала она. — Из чего он сделан? Почему проницаем в одних местах и наглухо закрыт в других? Каким образом энергия передается с поверхности к потолкам наших ячеек? Мы почти ничего не знаем об этом месте, словно это небесное тело — Божий дар. Но те, кто считают Большой Шар Божьим даром, вынуждены уповать на милосердие Бога, а он, как известно, отнюдь не милосерден.

Поначалу ее слушали с вежливым вниманием, однако вскоре собравшиеся стали проявлять нетерпение. И многие были ошеломлены, услышав из уст Агнес слова, похожие на покаяние:

— Я виновата не меньше прочих — возможно, даже больше. Прежде я не говорила об этом. Как вы знаете, в каждой ячейке существует закон, запрещающий искать научные ответы на вопросы, которых полным-полно. Я долго поддерживала этот закон, но теперь начинаю сомневаться в его справедливости. Проще всего сделать вид, будто никаких вопросов не существует, но ведь они все равно остаются. Что представляет из себя мир, в котором мы живем? Как Большой Шар оказался в пределах Солнечной системы? Надолго ли он останется здесь?

Агнес закончила свою речь, и все облегченно вздохнули. Люди мудрые и терпимые говорили друг другу:

— Не стоит забывать, что тетушка Агнес уже очень стара. К тому же по натуре она воин, а воину непременно надо с кем-то сражаться, даже если противники давно побеждены.

Спустя несколько дней после юбилея Агнес и после ее речи, которую большинство пропустили мимо ушей, небеса в ячейках замигали и погасли на десять долгих секунд, а затем снова засияли. Это случилось во всех без исключения ячейках Большого Шара. Спустя несколько часов непонятное явление повторилось, потом снова и снова. Интервалы между «отключением небес» становились все короче, и никто не знал, что это такое и что делать. Некоторые обеспокоенные старожилы Большого Шара, а также недавние переселенцы поспешили занять места в пассажирских кораблях и улетели на Землю. Но было слишком поздно. Эти корабли так и не достигли Земли.

Гектор 7

— Началось! — восторженно воскликнули Гекторы, вздрагивая от мощных всплесков скопившейся внутри них энергии.

— И теперь уже не кончится, — сказал им Гектор. — Управляющие доберутся до сердцевины и найдут меня. Сейчас самое время: мое сердце смягчилось. И когда они меня найдут, мы окажемся в их власти.

Однако остальные Гекторы пришли в такой экстаз, что не услышали предостережения. Впрочем, это не меняло дела: счастливые или угрюмые — они все равно попадут в ловушку. Они начнут свой танец и будут трепетать от наслаждения, но великий прыжок освобождения так и не свершится.

Гекторы не печалились, а Гектору не хотелось лишать их радости. В любом случае его свободе скоро придет конец. Либо он попадет в ловушку Управляющих (он не сомневался, что так и произойдет), либо умрет, танцуя.

Так уж было заведено. Когда давным-давно, танцуя, он выпрыгнул из света — тогда он еще помнил о том Гекторе, отдавшем ему свое «я». Теперь настал его черед отдать себя другим Гекторам. Смерть и рождение постоянно сменяют друг друга — это он тоже узнал от Управляющих. Я — это они, они — это я, и, что бы ни случилось, я буду жить вечно.

Гектор сознавал, что, хотя остальные Гекторы давно уже стали его другими «я», самого его ждет смерть. Если Управляющие не доберутся до сердцевины, он погибнет.