Книги онлайн и без регистрации » Классика » Переизбранное - Юз Алешковский

Переизбранное - Юз Алешковский

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 169 170 171 172 173 174 175 176 177 ... 227
Перейти на страницу:

Спросил я довольно жестко, не очумел ли он окончательно на партийной работе…

Сильней меня, говорит, эта страсть, Рука, сильней. Ничего не могу с собой поделать. С радостью бы стал лечиться, но у кого? И что я скажу? Хочу болеть за Пиночета, хотя считаю его методы борьбы с коммунизмом дискредитирующими антикоммунизм?.. Меня же с ходу упекут в психушку, как Генерала одного! Игра – похабная страсть, Рука, похабная…

Так вот, сказался Пашка больным, но, на его невезуху, в город прибыли два члена политбюро, пять министров и какие-то важные иностранцы. Пришлось ему переть на «Мертвые души».

В декорациях Пашку раздражала одна деталь: задник, не снимавшийся на протяжении всех трех актов. На огромном, во всю ширину сцены, сером полотнище художник наляпал углем и слегка размыл силуэты разновозрастных крестьян обоего пола… Изможденные лица с закрытыми глазами, всклокоченные волосы, кожа да кости… Это были сами мертвые души. Балет посвящается их памяти, памяти безвестно погибших под гнетом помещичьего ига. Они должны были, по мысли художника и либреттиста, будить вздремнувшее классовое чувство зрителя. Первый акт назывался «Тезис», второй – «Антитезис», третий – «Слава синтезу, слава России – СССР».

Все это была ужасная, вульгарная спекуляция и халтура, сказал Пашка. Его подташнивало от мельтешения карикатурного Чичикова на громадной шашечной доске среди кордебалета голых шашек, акробатических прыжков Ноздрева, тягуче-сентиментального адажио Манилова, громоподобной, с пуканием валторн, музыки, сопровождавшей грубое топание Собакевича. Детишки, танцевавшие «пирожки», «блинчики», «булочки» и различные закусочки, вызванные на сцену широким жестом Коробочки, и прочие хреновины действия, разворачивавшиеся на фоне гневных мертвых душ – предметов алчной купли и продажи, чуть не довели Пашку до сердечного приступа. Балет продолжался.

Залихватское па-де-труа Чичикова, Петрушки и Селифана посреди тоскливого бездорожья около разбитой брички выражало уверенность в том, что через сто лет дороги здесь станут лучше, и вывело Пашку из себя, поскольку он недавно огреб замечание за развал дорожного строительства в области. Он от тошнотворной досады и раздражения громко зааплодировал.

Зал тупо подхватил овацию, отчего казалось, что все, помимо своей воли, аплодируют бездорожью… А когда началась сцена обеда в губернском доме и балерунчики, танцуя, вынесли на подносах гусей, поросят, жаренных с гречневой кашей, большущего осетра, грибочки, салаты, гору свежих помидоров, старинные супницы с тройной ухой и метра на два расстегаи, в зале установилась мертвая тишина.

Многие люди, имевшие отношение к областной торговой сети и снабжению населения продуктами первой необходимости, густо, но непонятно почему, покраснели, а пара дюжих билетеров во фраках, стеснявших чекистские движения, вывели из зала захохотавшего молодого человека и старую большевичку, смачно жевавшую захваченный из дома бутерброд с вареной капустой. Зрители так же, как удаленные из зала нарушители, приняли это за модернистский прием, иллюстрирующий основное действие…

Чичиков, разжиревший на глазах всего зала от ненасытного пожирания мертвых душ, в конце первого действия проскакал, дрыгая ногами, к запасному выходу – он спасался от преследования мертвых душ крепостного крестьянства.

После перерыва началась антитеза: преследование народовольцами в разночинной одежонке положительных представителей дворянства, выполненное в захватывающей манере с выстрелами и фехтованием. Затем заключение Чичикова в царскую тюрьму народов.

Снова грандиозный сверхнатуралистический обед у Тентетникова с тортом, изображавшим сцену убийства царя – освободителя крестьян – Александра героями-революционерами. Наконец пошел сплошной синтез, не отделенный от антитезы хождением зрителей в буфет и в сортир.

Задник упал. По сцене проехал трактор, вытащивший бричку Чичикова из колдобин и грязищи российской истории. Сам Чичиков задумчиво, как обезьяна, качался на качелях на месте задника, как бы подводя итог своей безнравственной, напрасной, бесплодной деятельности и шарахаясь то влево, то вправо, хотя перед ним путеводительно фосфоресцировал и искрился портрет изобретателя научного коммунизма… Из-за кулис донеслась до Пашки «Дубинушка», замешанная на «Интернационале», и на сцену вышла плотная толпа ожидавших мертвых крестьянских душ. Они несли над собой транспарант «Слава колхозному строительству!» и чучела порочных персонажей великой поэмы Гоголя. Сам автор поэмы, сидевший в сторонке на пьедестале, вдруг порывисто встал, словно завороженный чудившимся ему в корчах горевшей рукописи изумительным и долгожданным синтезом.

Гремели литавры. Через всю сцену провели бородатых дядек и бедрастых бабенок, прикованных друг к другу цепями антинародных предрассудков. Это уходило со сцены истории под гиканье и свист бывших мертвых душ российское кулачество. Уходило с поникшими головами и угрюмыми взглядами исподлобья.

Затем погас свет, и с экрана прямо в зал помчалась гоголевская тройка. Присутствующие инстинктивно пригнули головы. Кони летели, раздувая ноздри и храпя. Перед ними расступались символические народы и государства, а правил тройкой тоже символический ямщик – здоровенный молодец в тренировочном костюме с бровастой рожей и буквами КПСС на груди.

Зал рукоплескал стоя. Ожившие мертвые души приветственно махали руками почетным гостям города. Пашка, очумев от музыки и танцев, пригласил гостей последовать на сцену для «стихийного синтеза партии и народа после представления».

Зрители выли в экстазе, когда, растроганные встречей, сплелись в радушных объятиях Пашка с Чичиковым, Манилов и Ноздрев с двумя политическими руководителями, Плюшкин с управляющим горторгом, Коробочка с завоблздравотделом, губернатор и высшие чиновники с иностранными гостями из Болгарии и Монголии, а их жены с Петрушкой и Селифаном. Потрясающая вакханалия кончилась там же на сцене, за столом с изумительной снедью и валютной водкой из магазина «Березка». Пили друг за друга, за шестидесятилетие, за Гоголя и наши Вооруженные Силы.

Сам балет Пашка строго приказал больше никогда не показывать, ибо великие произведения искусства должны существовать в одном-единственном экземпляре. Декорации было приказано сжечь, а с балерин и балерунов взять подписку о неразглашении слухов насчет продуктового реквизита. Исполнителя же роли Чичикова предупредить, что если он не перестанет сожительствовать с Ноздревым и Петрушкой, то его не сделают народным артистом РСФСР и переведут в детские каникулы на Деда Мороза…

Бедный Пашка. Не прошли для него даром сорок лет партработы в сплошном раздвоении личности, в разрушении идеи дьявола левой рукой и в укреплении ее же правой. Простился я с ним. Очень удивится, получив завтра телеграмму о моей смерти. Не ожидал, скажет, не ожидал. Всплакнет. Откровенно говоря, не торопил я его с его рассказом. Чего, собственно, торопиться?.. Цепляюсь слегка… Цепляюсь.

77

Не надо, Василий Васильевич, не надо! Не уговаривайте меня отказаться от «несвоевременного ухода из продолжения жизни». Я покидаю развитое социалистическое общество. Вы свиделись с отцом. Теперь я хочу свидеться со своим, хотя не знаю, дозволят ли… Скорей всего не дозволят. Но я готов принять посмертную муку разлуки. Я заработал ее, я надопрашивал, я наказнил…

1 ... 169 170 171 172 173 174 175 176 177 ... 227
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?