Столп огненный - Кен Фоллетт

Нед направился к маленькой церкви Святого Жюльена-Бедняка, пересек заброшенное кладбище. За восточным углом храма обнаружился глубокий дверной проем, отличное место, чтобы спрятаться. Нед укрылся в тени, обнажил кинжал и взял тот особым хватом; шишка рукояти удобно легла между большим и указательным пальцами.

Едва оборванец, вновь пошедший по следу, поравнялся с дверным проемом, Нед выступил из тени и ударил преследователя по лицу рукоятью кинжала. Оборванец вскрикнул, пошатнулся, из носа и разбитой губы потекла кровь. Но он быстро пришел в себя и резко развернулся, намереваясь удрать. Нед кинулся ему вдогонку, поставил подножку и повалил наземь. Потом сел ему на спину и приставил острие кинжала к шее.

– Кто тебя послал?

Мужчина утер кровь.

– Не знаю, о чем вы говорите! Зачем вы на меня напали?

Нед надавил, и острие кинжала проткнуло грязную кожу на шее оборванца. Царапина тут же заалела.

– Прошу вас, не надо!

– Нас никто не видит. Я убью тебя и просто уйду, если не скажешь, кто велел тебе следить за мной.

– Хорошо, хорошо! Меня послал Жорж Бирон.

– Это еще кто, черт подери?

– Барон де Монтаньи.

Имя звучало знакомо.

– Почему он желает знать, куда я хожу?

– Богом клянусь, не знаю! Нам велено было следить, только и всего!

Нам? Получается, их несколько, а этот Бирон – вожак. И отчего-то решил – или ему приказали – проследить за Недом.

– За кем еще ты следил?

– Раньше за Уолсингемом. А потом нам приказали взяться за вас.

– На кого работает твой Бирон?

– Он нам ничего не говорил, правда!

Разумно, подумал Нед. С какой стати объяснять такому вот отребью причины своих действий?

Он встал, сунул кинжал в ножны и пошел прочь.

Пересек площадь Мобер и вошел в дом посланника. Уолсингем встретил его в рабочей комнате.

– Вам известно что-нибудь по поводу некоего Жоржа Бирона, барона де Монтаньи? – спросил Нед.

– Да уж. – Уолсингем хмыкнул. – Он в списке подручных Пьера Омана де Гиза.

– Что ж, это все объясняет.

– Что именно?

– Почему ему вздумалось следить за нами обоими.

3

Пьер глядел на маленькую лавку на рю де ла Серпан. Он знал эту улицу, ибо оттоптал здесь, в этом квартале, все углы в бытность студентом, много лет назад, и частенько бывал в таверне напротив. Никакой лавки тогда и в помине не было.

Воспоминания заставили его задуматься о прожитой жизни. Тот юный студиозус желал многого, и отчасти его желания сбылись, чему нельзя было не радоваться. Он стал наиболее доверенным советником благородного семейства де Гизов, носил роскошные наряды и ходил вместе с де Гизами к королю. У него имелись деньги и кое-что поважнее денег – власть.

Но и забот хватало. Гугенотов не просто не добили – они как будто сделались сильнее прежнего. Северные страны Европы и отдельные германские княжества ныне стали целиком протестантскими, подобно крошечному королевству Наварра, а в Шотландии и в Нидерландах до сих пор велись боевые действия.

Впрочем, из Нидерландов поступали хорошие новости: вожак гугенотов Анже потерпел поражение под Монсом и угодил в темницу заодно со своими присными, а кое-кого из еретиков лично запытал до смерти герцог Альба. Торжествующие католики Парижа сочинили даже песенку, которую теперь каждый вечер распевали в тавернах:

Но победа под Монсом не стала окончательной, мятеж продолжался.

Хуже всего было то, что и сама Франция спотыкалась, брела, точно пьяница, что делает шаг вперед, а потом валится назад, к тому омерзительному примирению между католиками и еретиками, каким так гордилась английская королева Елизавета; это примирение означало, что истовых католиков и протестантов больше не останется, а будет некое невразумительное среднее между ними. До королевского бракосочетания оставалось всего несколько дней, и пока не удалось поднять восстание, которое вынудило бы отложить это событие.

Ничего, успеем. А когда это случится, он, Пьер, будет наготове. Его черная книга с именами парижских протестантов постоянно пополнялась новыми записями. Вдобавок недавно они с герцогом Анри придумали еще кое-что – составили списки ревностных католиков из числа знати, тех людей, которые при необходимости не побрезгуют убийством. Когда начнется гугенотское восстание, колокола церкви Сен-Жермен-л’Оксерруа станут звонить беспрерывно, подавая верным католикам сигнал убивать протестантов.

В общих чертах все было согласовано. Пьер понимал, конечно, что далеко не каждый католик справится с таким поручением, но и тех, кто возьмется за оружие, будет вполне достаточно. Они отрубят чудовищу ереси его поганую башку. А об остальном позаботится городское ополчение. Гугенотам нанесут серьезную рану – быть может, смертельную. С гнусной королевской политикой веротерпимости будет покончено. И де Гизы снова станут наиболее могущественным семейством Франции.

Сейчас Пьер смотрел на лавку, которой раньше в его книге не было.

– Англичанин-то влюбился, – сообщил ему на днях Жорж Бирон.

– В кого? Найдем, чем запугать?

– В женщину, торгующую бумагой. У нее лавка на левом берегу.

– Имя?

– Тереза Сен-Кантен. Она торгует в лавке вместе с матерью. Ту зовут Жаклин.

– Наверняка протестантки. Англичанин ни за что не связался бы с католичкой.

– Допросить их?

– Думаю, сначала погляжу сам.

Дом Сен-Кантенов выглядел небогато – лавка и этаж над нею. Проход шириной в ручную тележку вел, должно быть, на задний двор. Фасад был в хорошем состоянии, краску явно подновляли; местные обитатели вряд ли бедствовали. Дверь была распахнута настежь из-за августовского зноя. За окном просматривались товары, очевидно, выставленные для привлечения покупателей: листы бумаги веером, букет гусиных перьев в вазе, чернильницы разного размера.

– Ждите здесь, – велел Пьер своим телохранителям.

Он вошел в лавку – и буквально остолбенел, увидев Сильви Пало.

Это определенно была она. Ей уже тридцать один, прикинул Пьер, но выглядит старше – понятно, если вспомнить, через что ей пришлось пройти. Похудела, кстати, лишилась своей былой юношеской пухлости. На щеках уже появились первые морщинки, но глаза все те же, голубые и смотрят пристально. На Сильви было простое синее платье, под которым угадывались очертания тела, – крепкого и ладного.

На мгновение Пьер будто по мановению волшебной палочки как бы перенесся на четырнадцать лет в прошлое. Рыбный рынок, где он впервые заговорил с Сильви; книжная лавка под сенью собора; молельня протестантов в охотничьем домике; и молодой, не слишком искушенный Пьер, ничего не имевший, но желавший всего…