Столетняя война - Жан Фавье

Одно время можно было подумать, что конфликт идет к быстрой развязке. Бургундцы и англичане обманывали друг друга, каждый ради собственной выгоды. Филипп Добрый хотел взять Кале. Англичане напали на графство Фландрское и герцогство Бургундское, ничего не выиграв. Карл VII не мог оказать помощь ни стихийным движениям, происходившим в его поддержку по всей ланкастерской Франции, ни военной акции смелого вожака партизан Шарля де Маре, взявшего приступом Дьепп 28 октября 1435 г., ни восстаниям, которые чуть позже потрясли нормандские деревни и начались по призыву нескольких дворян, среди которых выделялся сир де Монтивилье.

Карл VII в Париже

Возвращение Парижа явно было первой из задач — как из-за того, что столица была перекрестком экономических дорог, так и уже из-за ее символического значения. Впрочем, Париж надо было брать, а антианглийские заговоры составлялись почти открыто, коль скоро верность бургундцам уже не означала поддержки английского присутствия. Оккупанты поняли опасность и потребовали от горожан новой присяги на верность, текст которой канцлер Людовик Люксембург с превеликой торжественностью получил 15 марта 1436 г. и которую никто не хотел приносить. Прево Симон Морье, слишком скомпрометированный сотрудничеством с англичанами, чтобы отказаться присягать, был настолько уверен в предательстве горожан, что приказал им не выходить из домов в случае осады. Маленький английский гарнизон, которому платили плохо, не проявлял особого рвения. Губернатор разрешил солдатам грабить соседние деревни. Рассказывали, что они обжирались яйцами и сыром в Нотр-Дам-де-Шан и что один англичанин не побоялся в Сен-Дени выхватить золоченую чашу прямо из рук священника, едва тот закончил причащение.

Старые приверженцы партии Бургундца пересматривали свой лексикон. Больше не говорили об «арманьяках». Ждали французов и короля Франции.

Власть в Париже принадлежала теперь группе из четырех епископов, вызывавших равную ненависть: это были Людовик Люксембург, почти не занимавшийся своим епископством Теруаннским, Пьер Кошон, добившийся назначения епископом Лизьё, поскольку вернуться в Бове он потерял надежду, Жак дю Шателье, сохранивший в душе некоторую горечь после того, как его прерогативами епископа Парижского пренебрегли во время миропомазания, и совсем новый епископ Мо, Паскье де Во. Никто из них не был способен помешать переменам во взглядах населения.

Ришмон и его армия уже заняли восточную и северную часть региона. Мелён, Ланьи, Сен-Дени, Понтуаз запирали дороги в Париж. В начале весны 1436 г. Ришмон сумел блокировать город с другой стороны, от Шарантона до Сен-Жермен-ан-Ле через Корбей. На сей раз блокада стала полной.

В Париже партия сторонников Карла VII объединилась вокруг аудитора Мишеля де Лайе, некогда ставшего жертвой бургундских репрессий и известного как организатора заговора против регента Бедфорда в 1422 г. Сделав вид, что принял новый режим, в то время как его братья Жак и Гильом — один в Пикардии, другой в парламенте Пуатье — остались открытыми сторонниками партии арманьяков, Мишель де Лайе просто-напросто без лишнего шума выжидал, когда настанет время для действий, которые уже не будут обычным заговором в кабачке.

Рано утром 13 апреля люди Лайе начали восстание. На узких улочках столицы в англичан полетели камни, поленья и битые горшки. Эта бомбардировка происходила из окон. Солдаты не знали, где укрыться. Они бросились к Крытому рынку, что у ворот Сен-Дени, а потом собрались в Бастилии, как раз напротив ворот Сент-Антуан, которые считались одними из самых угрожаемых и которые, в отличие от многих других, не замуровали. Со времен своего вступления в Париж англичане и бургундцы хорошо знали, что они вошли сюда не благодаря подкопу или штурму стен — им хватило тайком открытых ворот. Так же мог поступить и враг. Чтобы не охранять пятнадцать ворот, восемь, десять или двенадцать из них в зависимости от ситуации замуровывали. Некоторые использовались почти всегда, и окованные железом створки здесь не сменились камнем и гипсом: это были ворота Сен-Дени, Сент-Оноре, Сент-Антуан, Сен-Жак.

Английские капитаны узнали, что в Сен-Дени находится Жан де Вилье, сир де л'Иль-Адам. Накануне он нагнал страху на грабителей и появился к северу от города, перед воротами Сен-Дени. Л'Иль-Адам побывал губернатором Парижа при Бедфорде и герцоге Бургундском. Лучше, чем кто-либо, он знал слабое место обороны Парижа — невозможность быстрого маневра внутри города. Поскольку кругового хода с внутренней стороны городской стены не было, чтобы попасть от одних ворот к другим, надо было пройти через центр. Существовало всего четыре моста — по два через каждый рукав Сены, и с утра до вечера они были забиты. А лабиринт улочек между Гревской площадью и Шатле, «парижское переплетение», исключал любую мало-мальски значительную тактическую переброску. Атаковав через ворота Сен-Жак левобережье в то время, когда Лайе устраивал суматоху на улицах, л'Иль-Адам нейтрализовал англичан, следивших в Бастилии за воротами Сент-Антуан.

Стражники ворот Сен-Жак были обычными вооруженными горожанами, которые чувствовали, как их враждебность по отношению к Карлу VII проходит, и которые, как и Вилье, раньше были скорее за бургундцев, нежели за англичан. По первому же требованию они решили открыть ворота. Сопротивляться казалось нелепым. Чтобы ускорить события, один из защитников спустил вдоль стены лестницу. Вилье де л'Иль-Адам вскарабкался первым. Когда ворота открылись, люди Карла VII были уже в городе.

Отряд, продефилировавший перед монастырем Якобинцев, прежде чем спуститься по улице Сен-Жак, отражал объединение сил, действовавших порознь в течение десяти лет. Рядом с коннетаблем де Ришмоном, верность которого непрерывно менялась в зависимости от королевской милости, можно было видеть Орлеанского бастарда, будущего графа Дюнуа, сына первой жертвы бургундцев и верного соратника Жанны д'Арк. Там же ехал и Вилье, который когда-то был защитником Парижа от той же Жанны д'Арк и долгое время — действенным орудием осуществления англо-бургундского владычества в Париже. В этот момент апреля 1436 г. парижане могли понять, что война действительно стала общенациональным делом. Конфликт из-за династического происхождения и феодально-вассальных полномочий кончился. От нескончаемых последствии столкновения принцев, выродившегося в гражданскую войну, все устали. Осталась лишь одна война — французов против англичан.

Карл VII и его советники извлекли урок из событий истекшего полувека, из времен, когда на ссылки отвечали ссылками, на изгнания — изгнаниями, на казни — казнями. Новые победители провозгласили всеобщую амнистию, пресекли грабежи, избежали сведения счетов. С осажденными в Бастилии начали переговоры. В воскресенье 15 апреля, выплатив деньги, англичане и их последние сторонники под насмешки горожан вышли из города и двинулись в Нормандию. Зеваки вовсю советовали им больше не возвращаться.

Так ушли последние слуги Ланкастера — канцлер Людовик Люксембург, прево Симон Морье и его предшественник Пьер Ле Верра, судья по уголовным делам Жан л'Арше, купеческий прево Юг Ле Кок. Великий мясник Жан Сент-Ионский, чье политическое могущество, возможно, было одним из последних осколков кабошьенского движения, закончит жизнь сержантом английского короля, тогда как его старый сообщник Жан Тюржис, сын трактирщика и человек, готовый на все для англичан, нашел себе последнее занятие в Лондоне в должности арфиста королевы.