Лермонтов. Исследования и находки - Ираклий Андроников

Да, Лермонтов сознательно сотрудничал в журнале Белинского. Продержавшееся почти сто лет традиционное представление, будто он был одинок в современной ему литературе, оказалось неверным.

Вокруг Лермонтова шла напряженная борьба. Аристократические круги стремились примирить его с Зимним дворцом. В петербургских салонах ему уже льстили, стихи на смерть Пушкина готовы были считать неосторожной вспышкой, понятной в молодом поэте, сочинения его представляли ко двору.

Однако из этих попыток так ничего и не получилось. Каждое новое стихотворение Лермонтова, появлявшееся в «Отечественных записках», свидетельствовало о том, что в лице Лермонтова в русскую литературу вступил продолжатель традиции вольнолюбивой русской поэзии. Правительство Николая I опасалось все возраставшей славы молодого поэта. Оно сознавало значение Лермонтова и видело в нем выразителя общественного протеста. И тогда возобновилась борьба, которая началась еще в дни гибели Пушкина.

В конце 1839 года модный беллетрист граф Владимир Соллогуб написал повесть «Большой свет», в которой изобразил поэта под именем молодого офицера Мишеля Леонина. Леонин стремится попасть в избранный круг петербургской аристократии — в «большой свет», — но это ему не удается. Соллогуб представил человека ничтожного, неспособного обратить на себя внимание.

В своих воспоминаниях, написанных четверть века спустя, Соллогуб признался, что в повести «Большой свет» изобразил «светское значение Лермонтова», что повесть была написана по заказу дочери царя — великой княгини Марии Николаевны — и еще в рукописи читалась в салоне императрицы[1054].

Лермонтов понял замысел Соллогуба и повел себя очень умно: стал хвалить повесть. Столкновения не получилось.

Тогда враги решили попробовать другой, уже испытанный способ: подстроить столкновение поэта с кем-либо из иностранцев. Кто-то подал мысль французскому послу в Петербурге Баранту, что Лермонтов в своих стихах на смерть Пушкина заклеймил не одного Дантеса, но всю французскую нацию.

Дипломатические отношения между николаевской Россией и Францией Луи-Филиппа в тот момент были необычайно напряженными. Даже частный факт, касавшийся отношения русских к французам, мог вызвать осложнения. К этому-то и стремился Бенкендорф: претензии французского посольства создали бы для него удобный предлог, чтобы удалить Лермонтова из Петербурга.

Действительно, посол забеспокоился и пожелал познакомиться с текстом стихотворения. Надо полагать, что он внимательно читал его, тем не менее должен был признать, что ничего оскорбительного для французов в нем не содержится.

Столкновения снова не получилось.

Лермонтов знал обо всех этих происках, знал, что они идут из придворных кругов и от членов царской семьи. И очень скоро дал понять, как презирает он «большой свет», как задыхается в аристократическом окружении.

В начале 1840 года, в первой книжке «Отечественных записок», появилось стихотворение Лермонтова «Как часто, пестрою толпою окружен». В этом стихотворении говорится о том, как, созерцая блеск и суету аристократического маскарада — «приличьем стянутые маски», мелькание «бездушных людей» с их «затверженными речами», великосветских дам с бестрепетными руками продажных женщин («красавиц городских»), — поэт хочет забыться, уйти в мир мечты. Его посещает вдохновенье. И Лермонтов заканчивал это стихотворение строфой:

Это стихотворение было ответом на попытки спровоцировать конфликт. Лермонтов заявлял, что между ним и великосветским обществом лежит глубокая и непроходимая пропасть.

В придворных кругах стихотворение было воспринято как вызов. Многие строчки показались царедворцам «непозволительными». На Лермонтова ополчились реакционные журналисты. Судьбу поэта можно было считать предрешенной.

Так через три года после гибели Пушкина началась травля другого великого поэта России.

16 февраля 1840 года в доме графини Лаваль в разгар бала словно невзначай вспыхнула ссора Лермонтова с сыном французского посла де Баранта — Эрнестом.

Молодому французу сообщили эпиграмму Лермонтова, писанную еще в юнкерской школе по адресу совершенно другого лица, и уверили, что поэт оскорбил в этом четверостишии именно его, да еще будто бы дурно отзывался о нем в разговоре с одной дамой.

На балу Барант подошел к Лермонтову и потребовал от него объяснений.

Лермонтов заверил, что ничего плохого о нем не говорил.

Барант не успокоился.

— Если переданные мне сплетни верны, — сказал он, — то вы поступили весьма дурно! Лермонтов остановил его.

— Выговоров и советов не принимаю, — строго сказал он, — и нахожу ваше поведение весьма смешным и дерзким. Тогда Барант воскликнул запальчиво:

— Если бы я был в своем отечестве, то знал бы, как кончить это дело! Вы пользуетесь тем, что мы в стране, где запрещены дуэли!

— Это ничего не значит, — возразил ему Лермонтов. — Я весь к вашим услугам. Поверьте, что в России следуют правилам чести так же строго, как и везде. И мы, русские, меньше других позволяем себя оскорблять безнаказанно.

Дуэль состоялась 18 февраля рано утром на Парголовской дороге, за Черной речкой, недалеко от того места, где Пушкин стрелялся с Дантесом.

Дуэль окончилась бескровно: одна шпага переломилась, перешли на пистолеты, и Барант, хотя и целил, промахнулся, а Лермонтов уже после этого разрядил пистолет, выстрелив в сторону.

Противники помирились и разъехались.

Но тайными путями о дуэли стало известно начальству. Лермонтова арестовали и предали военному суду за «недонесение о дуэли». А молодому Баранту, чтобы не привлекать его к судебному следствию, министр иностранных дел граф Нессельроде в частной беседе посоветовал выехать на некоторое время за границу.

По Петербургу шли слухи, что дело окончится пустяками: Лермонтов вышел на дуэль, чтобы защитить честь русского перед иностранцем. В чем можно было его обвинить?

Тогда, чтобы нанести урон чести Лермонтова — скомпрометировать его в глазах общества и вызвать новое недовольство во французском посольстве, — Бенкендорф пустил слух, что поэт дал на суде ложные показания, оскорбительные для его противника.

Слух этот достиг французского посольства, и молодой Барант, разъезжая с визитами, стал повсюду поносить Лермонтова, обвиняя его во лжи.

Узнав об этом, Лермонтов подкупил тюремную стражу и с помощью своих приятелей вызвал Баранта для объяснений. Француз, которому настойчиво рекомендовали покинуть Петербург, задержался и выехать не успел. Его привезли к Лермонтову на гауптвахту, и они условились снова стреляться на дуэли, после того как Лермонтов отбудет наказание за первую.