Ведущий в погибель - Надежда Попова

На скамьях у огромного каменного стола, занимающего центр залы, пришлось высидеть не менее часа под надзором молчаливого хмурого зондера, чье присутствие полностью исключало прямые разговоры по делу. В сторону господина следователя, изредка перебрасывающегося с прочими присутствующими редкими и ничего не значащими фразами, тот косился долго, оглядываясь вокруг, и, наконец, сделав шаг ближе, нерешительно окликнул.

– Вы ведь Гессе, верно? – уточнил боец, когда Курт вопросительно обернулся. – Хамельн. Полгода назад.

– Все верно, – осторожно согласился он, и зондер, помявшись, кивнул в сторону часовни, понизив голос:

– Там вправду стриги? Вы в самом деле взяли двоих – живьем?

– Взял, – согласился Курт и, уловив тень зависти в глазах напротив, усмехнулся: – Не доводилось видеть еще?

– Нет, – признался боец со вздохом. – Надеялся – увижу сегодня… На что они похожи?

– На меня сейчас, – покривился он. – Того же цвета.

– Коппельдорф!

На окрик шарфюрера зондер не обернулся, только отвел взгляд, распрямившись, не повернув головы даже тогда, когда Келлер приблизился и встал рядом.

– Что ты сейчас не должен был делать? – поинтересовался шарфюрер угрюмо, и боец вздохнул.

– Разговаривать, – отозвался он кисло. – Только ведь это инквизитор, так?

– Считай – ты убит. Или хуже. Уйди с глаз моих, – тяжело отмахнулся Келлер, и Курт сочувственно вздохнул:

– Новички…

– И не говорите, – на миг словно позабыв о своей неприязни, согласился тот, глядя вслед подчиненному. – В чем умницы, а в чем… На два слова, – вновь возвратившись к прежнему настороженно-враждебному тону, кивнул шарфюрер, и Курт, поднявшись, отошел в сторону следом за ним. – Мы осмотрели замок, – продолжил Келлер хмуро, – и в связи с этим у меня появились некоторые вопросы. Где ваш помощник, к примеру? Его трупа парни не нашли.

– Типун вам на язык, Келлер. Бруно здоровехонек… надеюсь. Сейчас он на дообучении, и я в этот раз работаю один.

– И Бог с ним. Не это – главный вопрос… Что здесь происходило, Гессе? В коридорах настоящее побоище.

– Ну, не нахваливайте, – нарочито смиренно потупился Курт. – Так уж и побоище…

– Я, конечно, не следователь, – оборвал Келлер раздраженно, – однако сделать кое-какие выводы тоже могу. Большинство охранников убиты просто-напросто руками; я уже знаю, как это выглядит. На втором этаже мы обнаружили труп стрига с вырванным сердцем. Не знаю, что и думать о том факте, что у этого барона фон…

– …Вегерхофа?

– Фон Вегерхофа, – кивнул шарфюрер, – руки по локоть в крови. Полагаю, вы понимаете, Гессе, что я говорю вовсе не иносказательно. И вот тут мне на ум таки приходит обвинение, брошенное этой девчонкой.

– Вы всерьез? – снисходительно улыбнулся Курт, и тот нахмурился:

– Более чем.

– Ну, в таком случае, записывайте в подозреваемые и меня: навряд ли вы найдете на мне место, не угвазданное этой субстанцией.

– Вас никто ни в чем подобном не обвинял, против него же данное обвинение было высказано. С чего бы. А поскольку свидетельств обратного найти невозможно…

– Отчего же. Очень даже возможно, – возразил Курт, и шарфюрер умолк, глядя на него с настороженным ожиданием. – Некоторым довольно случайным образом мне удалось вывести, если так можно сказать, испытание на человечность. Я не стану тратить слова, Келлер, действие лучше любых слов. Пусть кто-то из ваших людей (или вы сами) направится в часовню, пустит кровь одному из стригов и брызнет ею хоть бы и на свой серебрённый наруч. Когда вы увидите, что произойдет, проведите ту же процедуру с кем-то, в ком вы уверены, и сравните результат.

Мгновение Келлер молчал, глядя на собеседника взыскательно и пристально, и, наконец, кивнул:

– Хорошо. Если и впрямь в этом что-то есть… Ждите здесь, – велел он, развернувшись, и быстрым, почти торопливым шагом направился к распахнутым дверям часовни.

Он возвратился спустя две минуты, и, приблизясь, приподнял левую руку с наручем, испачканным черным слизистым веществом.

– Кровь обоих дала один результат, – с легкой растерянностью произнес шарфюрер и, отняв взгляд от своего рукава, осторожно уточнил: – И так с любым?

– Можно приучить себя не бояться солнца, – кивнул Курт, – можно даже стерпеть чесночные приправы, можно со временем суметь брать серебряные монеты голыми пальцами, но кровь, Келлер, не обманешь. Вам показать, что случается с человеческой кровью, или…

– Ни к чему. Это я и без вас знаю. Давайте-ка лучше совершим логическое продолжение опыта. Надеюсь, ваш барон не станет брыкаться?

– Не позволю всякому встречному резать себя, – вздернул нос фон Вегерхоф, выслушав предъявленные ему требования. – Вы не лекарь, и что мне делать после, если вы заденете важное сухожилие? Оставаться по вашей милости увечным?

– При всем уважении, господин фон Вегерхоф, – со скрипом улыбнулся Келлер, – если вы не позволите это сделать, я разобью вам к Господней матери нос, и тогда материала для исследования будет вполне довольно. Снимите куртку, и я возьму кровь из вашей раны на плече.

– Она только перестала кровоточить, и вы хотите, чтобы я ради ваших изысканий распотрошил ее снова?.. Просто дайте мне кинжал, и я сделаю это самостоятельно. Собственным познаниям в области анатомии я доверяю несколько больше, чем вашим.

– Я не дам вам оружия, господин фон Вегерхоф, даже если стены этого замка рухнут, и в проломы хлынут дьявольские орды. Чем дольше вы упираетесь, тем более крепнут мои подозрения, и я бы советовал вам…

– Моим познаниям ты доверяешь? – оборвал его Курт, и стриг, подчеркнуто утомленно вздохнув, поднял рукав, вытянув к нему руку.

– С’est vraiment incroyable[209], – выговорил он раздраженно. – Подобных обвинений мне выслушивать еще не доводилось.

– Можете потом подать на меня в суд, – отозвался Келлер, и стриг пренебрежительно фыркнул:

– Вы смеетесь, майстер… как вас там?.. Полагаете, у меня нет более важных забот? Mon Dieu, – поморщился он, когда Курт глубоко резанул его по руке. – Ты хочешь меня убить?

– Н-да… – вынужденно произнес Келлер, глядя на растекающуюся по наручу рубиновую жидкость. – Что ж, похоже, вы человек.

– Неужели, – отозвался стриг саркастически. – Тогда, быть может, вы дадите мне что-нибудь, чем я мог бы перевязаться?

– Человек, – повторил шарфюрер, снова оттащив Курта в сторону, поглядывая на то, как стриг неловко и неумело завязывает порезанную руку. – И вы, что характерно, тоже. Не скажете, кто, в таком случае, убил того стрига столь нетрадиционным способом?

– Думаю, один из сородичей, – пожал плечами Курт. – Мне удалось услышать, что они повздорили между собою; один из них призывал на все плюнуть и уйти из замка. Судя по всему, он был слишком настойчив, и мастер решил его успокоить.