Башни Анисана - Ольга Каверина

– Гиб Аянфаль!

Никто из зовущих его прежде не смог сказать именно это. Гиб Аянфаль уже хотел подойти к плененным, как один из стражей остановил его.

– Это покрыватели искажённых, которых нельзя простить! Уничтожьте их нижние дары, господин Сэле! Именем Салангура!

Но Гиб Аянфаль не мог двинуться с места, глядя на лицо техника и вспоминая его. Это был мастер Роз. Он взглянул прямо в глаза Гиб Аянфаля, а затем поднял руку, освобождаясь от пут, и легонько прикоснулся тонким пальцем к его лбу. В тот же миг окружающие видения растаяли в пустоте, и Гиб Аянфаль ощутил, что остаётся с техником наедине посреди безмолвного космического пространства. Губы мастера Роза изогнулись в едва заметной улыбке:

– Так далеко от Анисана и совсем один…

Сон прервался, и Гиб Аянфаль вернулся в активное сознание. Увиденное взволновало его своей неожиданностью – прежде он вспоминал о мастере Розе лишь вскользь и никогда не говорил о нём с Ае, чувствуя, что если старший родич и знает о первом исчезнувшем, то относится к нему неодобрительно. Ушедший к Сиэлю Бозирэ говорил об убеждениях своего учителя вполне однозначно. Но в сём видении мастер Роз присутствовал столь ярко, что Гиб Аянфаль всем нутром почувствовал его присутствие рядом, и ему даже пришла мысль о том, что таким образом техник связывался с ним через волны. Его последние слова продолжали звучать в ушах как слабое эхо, а на лбу Гиб Аянфаль ощущал тлеющее тепло от призрачного касания. Он тут же осознанно прислушался к окружающему пространству, но не обнаружил ничьего присутствия.

Гиб Аянфаль попытался открыть глаза, с ужасом ощутив, что не может этого сделать. Веки его оцепенели от холода, сомкнувшись навсегда, так же как застыло и всё тело. Руки и ноги замерли в том положении, в котором он уснул, а едва текущая пыль уже не могла достаточно разогреть их, чтобы вернуть возможность движения. Она текла медленнее, чтобы не травмировать изнутри ставшую слишком хрупкой истощённую пуру. Только давно распустившиеся алые волосы колышутся в завихрениях волн, иногда легко задевая неподвижное лицо.

Гиб Аянфаля охватило отчаяние. Хоть движение и не имело смысла в пустоте, но оно было частью его самости, а теперь он лишился власти над телом, уподобившись дикому камню! Отныне лишь роящиеся мысли подвластны ему. Гиб Аянфаль подумал, что непременно заплакал бы над собственной беспомощностью, но из-за недвижности просто не может этого сделать. Теперь слёзы растворяются в горьких размышлениях над самим собой. Отдалённая надежда, прежде обнадёживавшая его, померкла, и он всё чаще начинал сожалеть о таком завершении пути. Неужели его мать, наверняка способная предвидеть ход жизни, пожелала такого? Гиб Аянфаль не знал, и, смирённый, уже не чувствовал прежней досады. Он вновь вернулся к мыслям о своей творице и погружался в бесчисленные вольные мечтания, перемешанные со снами.

Чувство времени начало изменять ему – отрешившись от мыслей, он уже не сразу ощущал, сколько времени прошло, а то и вовсе не мог этого понять. Должно быть, он постепенно приближался к Белой Вечности, для которой не существует никаких измерений. Белая Вечность теперь не отделена от него ни горизонтом Поля Мечтаний, ни загадочными верхними отражениями. Она здесь, вокруг, охватывает его как живое существо, как чьё-то внутреннее поле, столь дорогое ему. Гиб Аянфаль вновь почувствовал чьё-то присутствие рядом и не мог понять – наяву ли, или же это его сознание, перегруженное хаосом смешавшихся мыслей, сеет обман. Он больше ничего не вспоминал и ни о чём не думал, оставляя всё это далеко позади. Лишь размышления об этом присутствии оставались в его опустошённом сознании. Даже мучивший его на протяжении оборота голод затих, укрываясь в глубине холодной пуры. Гиб Аянфаль больше ни о чём не тосковал, окончательно приняв свой путь.

Последним ясным видением, что посетило его, был ещё один сон. Дух его как будто покинул замёрзшее тело и перенёсся далеко на твердыню Онсарры в маленькую комнату из бирюзовых стеблей под сводами старой обители. Он лежит на своём ложе, и лучи Звезды, проникая внутрь, согревают его приятным теплом. А он продолжает лежать, скованный тяжестью, и слушает тихие звуки общины – голоса асайев, лёгкий гул их внутренних полей, шорох серой пыли в стеблях стен, колебания волн и шелест листьев. И вот на фоне этого проступают чёткие шаги – к нему входит аба Альтас. Гиб Аянфаль видит его лицо сквозь сомкнутые веки. Оно такое же, каким он увидел его в миг своего пробуждения. Аба берёт его за плечо, беззвучно прося пойти следом. Гиб Аянфаль соглашается. Он сейчас поднимется. И когда это ему, наконец, удаётся, то и комната, и аба Альтас, и всё остальное вдруг исчезает, смываемое мощным потоком пустоты.

Сознание вновь вернулось в неподвижное тело и замерло, не испытывая больше ни единого движения. Сон улетел, унося за собой всё, что прежде наполняло его – чувства и мысли, привязанности и знания, память и мечты, стремления и цели… Вся самость его растворилась в бесконечной пустоте. Последней искрой в неукротимом вихре забвения промелькнули имена. Большое «Гиб Аянфаль», маленькие «Янфо» и ласковое «Яфи». Теперь он – асай, очищенный и освобождённый от всего.

Пыль стала почти недвижна, укрощённая кристально чистым сознанием, а внутренний слух, ставший необыкновенно чутким, вдруг уловил зовущее звучание – частоту, исходящую от далёкой золотистой звезды, которую он никак не мог расслышать прежде. Теперь она заполняла его всего, ибо ничто не могло препятствовать ей. А вместе с тем внутренне поле заколыхалось от уже знакомых странных волн. Только теперь их источник – он сам, исполненный внутренней пустоты.

Волны сгущались, становясь сильнее. Они отрезали его от шума вселенной и от раскрывшейся Белой Вечности, оставляя внутри лишь глас, исполненный надежды. Глас ожидавших его в неведомой дали незнакомых асайев. Ход времени сжался в точку, вдруг вернув ему полноту физических чувств. Закрытые глаза изнутри ослепил свет, а тело пронзил жар. Пыль понеслась в нутре по кругу с чудовищной скоростью и в единый миг рванулась прочь навстречу новой жизни, рассеивая то, что некогда было пурным телом Гиб Аянфаля, на бесчисленные миллионы крохотных частиц, сгорающих в пламенном потоке.