Часть целого - Стив Тольц

— Думаешь, я помешалась на таинственности? — спросила она. — Но все это так ужасно! От меня хотят, чтобы я изображала стойкость, но у меня нет такого лица. Только безумное. После смерти Оскара и твоего отца другим не располагаю.

Я обдумывал, как начать разговор, но вместо этого лишь крепче сжал ее руку.

— Я владею всем, Джаспер. Не знаю, как это случилось, но я стала самой богатой женщиной в Австралии.

— Самой богатой женщиной в мире, — поправил ее водитель.

— Прекрати подслушивать.

— Извините, Анук.

— Я запрещаю называть меня миссис Хоббс. Но это другая история. Скажи, разве не смешно, что я разбогатела? — Это было не только смешно, это была ирония судьбы. Я не забыл, как мы познакомились: Анук поцарапала ключом спортивную машину моего отца, потому что ненавидела богатых. — Но какой ты худющий! — воскликнула она. — Что с тобой приключилось? До меня дошли отрывочные сведения.

Я попросил водителя остановиться, и он затормозил в тупике. Мы с Анук вылезли из машины и, стоя рядом со спящим, вцепившимся в сломанный телевизор пьяницей, я рассказал ей все: про Эдди и Терри, про демократический кооператив и Таиланд, про яд, про беснующуюся толпу и Кэролайн, про контрабанду людьми. Когда я дошел до плаванья на траулере, Анук прикусила нижнюю губу, а выслушав мой рассказ о смерти отца, вообще всосала ее в рот. Закрыла глаза и печально улыбалась от горькой радости. Я не упомянул о рисунках матери, поскольку хотел что-то сохранить для себя.

— Что касается меня, — заговорила она, — я прячусь. Все хотят, чтобы я приняла решение, что делать дальше. Заниматься мне мегабизнесом или нет.

— А ты сама хочешь?

— Кое-что из этого было бы занятно. Например, интересно иметь свою киностудию. Помнишь, однажды я произвела на свет короткий фильм?

Я помнил. Это была ужасная, претенциозная чушь из абстрактных образов и откровенного символизма — рассказ о богаче, который убеждает бедную женщину продать ему грудь, а купив, устраивается со своим приобретением в любимом кресле, гладит, целует, стараясь возбудить сосок, когда же ему это не удается, разочарованный, швыряет грудь в мангал и съедает с томатным соусом.

— Как ты считаешь, Джаспер, могла бы я управлять киностудией?

— Несомненно.

— Очень многое я раздаю друзьям: музыкальные компании, книжные магазины, рестораны, сети гостиниц, круизные суда. Отец всегда мечтал об острове, но я хочу подождать до его дня рождения.

— А себе хоть что-нибудь оставляешь?

— А как же! Я не круглая идиотка. Оставляю газеты, журналы, радиостанции, кабельное и эфирное телевидение, для себя лично — киностудию. Ты способен поверить, Джаспер? Самая мощная в истории цивилизации пропагандистская машина свалилась нам в руки.

— Что значит нам?

— Вот об этом я и хочу с тобой поговорить. Чем ты собираешься заняться?

— Хочу отправиться в Европу и отыскать родных матери. Но мне нужны деньги. Ты мне дашь, Анук? Только учти, я тебе не верну.

Анук стрельнула глазами из конца в конец тупика. Я подумал: не важно, кто ты есть — знаменитость или преступник, чрезмерное внимание сводит с ума. Она подалась вперед и торжественно объявила:

— Разумеется, Джаспер, я дам тебе все, что ты пожелаешь.

— Правда?

— Но на одном условии.

— Ой-ой!

— Ты должен меня выручить.

— Нет.

— У тебя много энергии.

— Энергии? Вот еще!

— Пожалуйста!

— Понимаешь, я в самом деле хочу покинуть эту страну и провести остаток дней, витая в безымянном тумане, и вовсе не горю желанием тебе помогать. Кстати, какая тебе требуется помощь?

— Со средствами массовой информации.

— Какими?

— Всеми.

— Уволь. Я отправляюсь в Европу. Не желаю торчать в кабинете.

— Мы живем в двадцать первом веке. Так что если захочешь…

— Почему мне со всех сторон твердят, в каком я живу веке? Я и без того это знаю.

— Если захочешь, можешь перемещаться, как тебе угодно. У тебя будет ноутбук, помощник, мобильный телефон. Все вопросы можно решать в пути. Пожалуйста, Джаспер, больше я никому не доверяю. Никогда не видела столько людей, которые, так открыто и страстно чего-то от меня хотят. Тянут руки, в том числе и мои старинные друзья. И ни один не даст мне честного совета. Ты единственный, на кого я могу рассчитывать. Кроме того, мне кажется, твой отец всю жизнь готовил тебя к чему-то вроде этого. А может быть, именно к этому — знал все заранее. Может быть, это судьба? Мы с тобой совершенно не подходим для подобных занятий, и это здорово.

— Анук, ты сошла с ума! Я совершенно не разбираюсь ни в газетах, ни в телевидении!

— А я не представляю, что значит быть медиамагнатом, но вот же, приходится. Как я оказалась в этом положении? И почему? Я не карабкалась сюда. Шлепнулась на это место и чувствую, что необходимо что-то предпринять.

— Например?

Анук состроила деловое и очень серьезное лицо. Когда окружающие смотрят на такое лицо, их лица тоже невольно становятся деловыми и серьезными.

— Джаспер, я верю, что жизнь зиждется на любви. И эта организованная любовь является основой Вселенной.

— Какой Вселенной и где она находится? Я бы туда заглянул сказать ей «Привет!».

Анук села на край пустого бочонка из-под пива. Эта женщина излучала неподдельную радость и энтузиазм. Она могла сколько угодно притворяться, что ненавидела обстоятельства, превратившие ее в богатую и могущественную даму, но я этому не верил.

— Я считаю, что мысли человека реализуются в реальных поступках и превращаются в реальные вещи. Так? Подумай вот о чем. Одна из болезней, ставшая на Западе эпидемией, — это пристрастие человека к новостям. Газетам, Интернету, работающим круглые сутки каналам радио и телевидения. Но что такое новости? Новости — это творимая история. Ты следишь за моей мыслью?

— Да. Продолжай.

— В последние пару десятков лет новости преподносят в виде развлечения. Поэтому пристрастие людей к новостям является пристрастием к их развлекательной функции. Если соединить силу мысли с пристрастием к развлечению, то ту часть сотен миллионов новостной аудитории, которая желает мира на земле, затмят те, кто просто алчет продолжения истории. Если человек включает новости и не видит развития событий, его постигает разочарование. Он подходит к телевизору раз, второй — ему требуется драма, а драма — это не просто смерть, это смерть сотен, поэтому новостной наркоман втайне надеется на катаклизм, чтобы было больше мертвецов, больше красочных войн, больше нападений мерзких террористов, и эти желания ежедневно выплескиваются в мир. Понимаешь? Теперь больше, чем когда-либо в истории, вселенское желание превратилось в чернуху.