От животного – к Человеку. Ведение в эволюционную этику - Валерий Даниленко

Последняя запись в дневнике Л. Н. Толстого, сделанная им 31 октября 1910 в Астапово, закачивалась правилом, ставшим для него излюбленным в последние годы. Оно звучит так: «… Fais ce que doit, advienne que pourra (делай, что должно, пусть будет, что будет). И всё на благо и другим, и, главное, мне» (там же. С. 436).

Л. Н. Толстой не оставил после себя какого-либо обобщающего труда по этике, который, если бы он был, можно было назвать, например, по-кантовски «Метафизикой нравственности», хотя сам Л. Н. Толстой, скорее, назвал бы его «Наука, как жить». Во всяком случае, в одной из дневниковых записей мы находим у него такие слова: «.я твердо уверен, что. люди начнут разрабатывать единую истинную и нужную науку, которая теперь в загоне – науку о том, как жить» (там же. Т. 20. С. 249).

Этические идеи Л. Н. Толстого разбросаны по его великим художественным творениям, таким работам, как «Исповедь», «В чём моя вера?», «Что такое искусство?», «Путь жизни» и т. п. Но наибольшую ценность в этическом плане представляют собой его дневники, которые с некоторыми перерывами он вёл с 1847 г. по 1910. Мы находим в них, а также и других его сочинениях и воспоминаниях современников о гениальном писателе и моралисте, вполне развёрнутое нравственное учение, хотя и в несистематизированном виде. В этом учении он выразил свои мысли, имеющие отношение как к внешней этике, так и к внутренней. Начнём с первой, где его автор определяет нравственное отношение к религии, науке, искусству, политике и языку.

Этика ставит на первое место вопрос «как?» (как следует относиться к религии, науке и т. д.?). Но нравственное «как?» не может обойтись без «что?» (в идеале – научного), поскольку определить нравственное отношение к чему-либо – религии, науке и т. д. – невозможно, не составив себе предварительного представления о религии, науке и т. п. Вот почему сквозь призму «как?» в нравственной картине мира всё-таки виден реальный мир. Вот почему моралист, прежде чем учить правильному, с его точки зрения, отношению к чему-либо, определяет его природу.

Религия

Как известно, Л. Н. Толстой был верующим. Но отчего же тогда он был отлучён от православной церкви? А вот отчего: церковников он записывал в одну компанию с капиталистами, купцами и чиновниками. Все они обманывают и обкрадывают народ. 10 октября 1901 г. он писал в Гаспре: «Предприниматели (капиталисты) обкрадывают народ, делаясь посредниками между рабочими и поставщиками орудий и средств труда, также обкрадывают купцы, становясь посредниками между потребителями и продавцом. Тоже под предлогом посредничества между обиженными и обидчиками устанавливается грабёж государственный. Но самый ужасный обман – это обман посредников между богом и людьми» (там же. Т. 20. С. 154).

Представление о религии у Л. Н. Толстого и у богословов было чересчур различным. Л. Н. Толстой принимал нравственную сторону религии, но не принимал в ней главного – того, без чего нет никакой религии, – веры в чудо. Религия же, из которой изъято чудо, по существу перестаёт быть религией. А между тем Л. Н. Толстой именно его-то и не признавал. Он писал: «Закон Божий открывается не одним каким-нибудь людям, а равно всякому человеку, если он хочет узнать его. Чудес же никогда не было и не бывает, и все рассказы о чудесах пустые выдумки» (Толстой Л. Н. Путь жизни. М.: Республика, 1993. С. 13).

Чтобы уж совсем стало понятно, почему церковь объявила анафему Л. Н. Толстому, страшась его еретического влияния на людей, приведём из этой же книги ещё несколько богохульных высказываний писателя:

«Неправда и то, что есть такие книги, в которых всякое слово истинно и внушено Богом (мы догадываемся, о каких книгах идёт речь – о священных писаниях. – В. Д.). Все книги – дело рук человеческих, и во всех может быть и полезное, и вредное, и истинное, и ложное» (там же. С. 13).

«Для истинной веры не нужно ни храмов, ни украшений, ни пения, ни многолюдных собраний…» (там же. С. 15).

«Если человек хочет угодить Богу молитвами, обрядами, то это значит, что он хочет обмануть Бога.» (там же).

«Рассказы о чудесах не могут подтверждать истину. Если бы, не то что рассказы, но на моих глазах человек воскрес из гроба и улетел на небо и оттуда уверял бы меня, что 2+2=5, я всё-таки не поверил бы ему» (там же. С. 18).

Религия, в таком духе понимаемая, скорее смахивает на атеизм, чем на настоящую религию. Но Л. Н. Толстой всё-таки верил в Бога, но какого? Во-первых, он верил в Христа, но не того Христа, который творил чудеса, а того, который был нравственным учителем. Во-вторых, он верил, подобно Сократу, в Бога в душе, воплощающего нравственную чистоту, совесть и т. п. – всё лучшее в человеке, что сдерживает его от зла, делает его духовным существом «Есть ли Бог? – спрашивал себя Л. Н. Толстой в дневнике 30 июля 1906 и отвечал. – Не знаю. Знаю, что есть закон моего духовного существа. Источник, причину этого закона я называю Богом» (там же. Т. 20. С. 242).

Л. Н. Толстой отождествлял Бога с лучшей частью души – духовной её частью. Слово «душа» в этом случае становится синонимом Бога – в том смысле, в котором говорят: «Подумай о душе». В этом привычном призыве мы слышим: «Подумай о Боге». Подумать о душе или о Боге в данном случае означает одно и то же: подумать о духовных ценностях, чтобы легче было справиться с телесными соблазнами. Синонимом к словам «Бог» и «душа» в данном контексте становится и слово «совесть». Л. Н. Толстой писал: «Зрячую, духовную часть человека называют совестью… Она молчит, пока человек делает то, что должно. Но стоит человеку сойти с настоящего пути, и совесть показывает человеку, куда и насколько он сбился» (Путь жизни. С. 25). Поскольку представление о Боге как о нравственном руководителе, живущем в душе человека, не имеет по Л. Н. Толстому каких-либо ясных очертаний, то неудивительно, что он высказывался, например, в таком духе: «Бога никак нельзя понять умом. Мы знаем, что Он есть, только потому, что знаем Его не умом, а тем, что сознаем Его в себе» (там же. С. 27). Выходит что-то непостижимое: мы знаем не умом, а сознанием.

Настоящего богослова из Л. Н. Толстого в конечном счёте не получилось. В конечном счёте Бог в его истолковании отождествляется с тем, что человеку постичь невозможно. Характерно для Л. Н. Толстого такое его высказывание: «Если я живу мирской жизнью, я могу обходиться без Бога. Но стоит мне подумать о том, откуда я взялся, когда родился и куда денусь, когда умру, и я не могу не признать, что есть то, от чего я пришёл, к чему я иду. Не могу не признать, что я пришёл в этот мир от чего-то мне непонятного и что иду я к такому же чему-то непонятному мне. Вот это-то непонятное, от чего я пришёл и к чему иду, – я называю Богом» (там же. С. 45).

Эти слова Л. Н. Толстой писал в конце своей жизни. Вот почему мы можем сделать вывод о том, что попытки Л. Н. Толстого выступить в роли богослова в конечном счёте не увенчались успехом. В самом деле, что это за Бог – что-то непонятное, отчего человек пришёл и к чему придёт? Выходит, как будто, что речь идёт о природе, ибо мы из неё вышли и в неё уйдем. Но тогда выходит, что Л. Н. Толстой – пантеист, если Бог – принадлежность природы? Но пантеистические мотивы в богословских исканиях Л. Н. Толстого должны для нас стоять на втором месте, ибо на первом месте у него тот Бог, который живёт в душе как её лучшая часть, не позволяющая человеку совершать дурных поступков. Л. Н. Толстой писал: «Человеку нужно любить, а любить по-настоящему можно только то, в чём нет дурного. И потому должно быть и то, в чём нет ничего дурного. А такое существо, в котором нет ничего дурного, и есть только одно: Бог» (там же. С. 45). Бог в этом случае есть не что иное, как нравственный идеал.