Сказаниада - Петр Ингвин

Пару раз снаружи чирикала неведомая ночная птаха, затем долго ухала сова. Час тянулся за часом, ничего не происходило.

Рассвет ознаменовался многоголосым птичьим гомоном. Новый день вступал в права, сквозь кроны пробились яркие лучи, один пополз по спящей Елене.

Ночью она никуда не ходила. Даже в кустики, хотя после ужина выпила чая.

Георгий осторожно поднялся и вышел на крыльцо.

Под навесом оказалось пусто.

Дневные поиски подтвердили, что Соловья нет и в лесу. А около елки, к которой в свое время его вытащили из болота, остались свежие следы.

Прежняя беззаботность не возвращалась. Ночью они летали на крыльях любви, а новый день проходил в такой же чехарде забот и вгонял в уныние. Время от времени Елена жаловалась на отсутствие привычных вещей и удобств. «Разве это жизнь?» — говорила она, обводя избушку, лес и речку потускневшим взором.

Без телефона и интернета.

Без компьютера, телевизора и прочей техники.

Без любимых продуктов.

В самой простой одежде.

С водой в реке и светом от костра или лучины.

Сказка оказалась утомительно скучной и просто злой. Встречей двух любящих сердец сказки должны заканчиваться, а не начинаться. День ото дня Елена грустнела, счастье уже не казалось вечным. И — комары. От них не скроешься, Елена не успевала отнимать ударившую ладонь от одного места, как приходилось бить по другому. В последнее время комары словно озверели. Прежде было не так. Или изменилось отношение к этим невыносимым насекомым? Когда душа радуется, мелких неприятностей не замечаешь, а когда эти неприятности занимают все мысли полностью…

Жизнь в лесу сменила статус. Теперь город казался потерянным раем.

Это с позиции Елены. Георгий поддерживал ее во всем, кивал, когда жаловалась на жизнь, и помогал всеми силами. Большего сделать не мог, как ни пытался.

Ничего не получалось. Елена все больше уходила в себя, могла остановиться посреди какого-нибудь дела и часами сидеть, направив в окошко остановившийся взор. Она потеряла вкус к жизни.

А потом Елена исчезла.

В отчаянье Георгий носился по лесу, долго искал, звал, даже плакал… Вампир вернул ее в прежний мир? Почему одну, без Георгия?

А если ей было настолько плохо, что она утопилась?!

Мелкая речка просматривалась до дна, и кроме множества рыбы в ней ничего не нашлось. Оставались болота, но их невозможно обследовать без риска для жизни.

Осмотр берегов дал зацепку. Около елки, к которой вытаскивали раненого Соловья, осталась примятая трава, а из ямы за кустами вместо запаха земли и перепрелого дерева ударило чем-то резким и опасным. Пот? Здесь спал большой зверь? Медведь? Но обедал он не здесь, иначе остались бы кости. Не мог же медведь съесть человека целиком?

Или мог?

Следы хищника, который похитил Елену, нашлись неподалеку. Если это медведь, то он был в сапогах — внизу свежего отпечатка четко выделялся каблук.

Георгий опустился на траву. Только Соловей и его шайка знали дорогу сюда.

Все стало ясно. Елена отвергла разбойника — он вернулся и похитил ее. Теперь, чтобы найти Елену, нужно найти Соловья. Для этого надо выйти в большой мир.

Георгий собрал котомку с продуктами, взял нож, топор и самодельный щит, который они сделали с Соловьем. И, конечно, копье — оно поможет в болоте.

— Прощай, избушка. Или до свидания. Но что-то мне подсказывает, что прощай.

Способ одолеть непролазную топь он примерно представлял. «Как прошел через болота? — По елкам». Если от елки на берегу, к которой вытащили Соловья, глядеть на елку посреди болота, то разбойник шел именно оттуда.

Ноги провалились в вязкий ил. Неглубоко. Можно идти. Медленно, но верно Георгий продвигался вперед и, наконец, достиг раскидистой ели. Немного отдохнув, он нащупал тропку к следующей елке. Ориентиры оказались правильными, главным было найти нужную елку. К вечеру Георгий вышел на твердую землю.

Донельзя вымотанный, он не сразу заметил двух ратников. Счастье, что они спали. Осторожно ступая, Георгий попытался обойти через лес, но пригляделся…

Воины были мертвы. Они лежали ничком, из спин торчали стрелы. Рядом с трупами лежало оружие, на щитах красовался крылатый змей, что сказало о принадлежности убитых. Это были драконовы гридни — приближенные воины, как объяснял Соловей, что-то вроде княжеских дружинников. Они разительно отличались друг от друга доспехами: одного до колен покрывала усиленная стальными пластинами кольчуга, второго защищал (но не защитил) чешуйчатый доспех — пришитые внахлест металлические пластинки. Видимо унификацию формы в подразделениях и по родам войск еще не ввели.

Георгий стянул с первого убитого кольчугу и примерил. Оказалось впору. Чешуйчатый поделился сапогами нужного размера. Также пригодились меч и каплеобразный щит, а свое несуразное оружие и неправильную для этого мира одежду Георгий бросил в болото. Шлем с отчеканенным летящим драконом надевать не стал, а с щита такое же изображение удалось сбить. В целом получилось неплохо, Соловей при встрече выглядел примерно так же.

Из просвета в лесу донесся мерный топот копыт. Георгий на всякий случай вытащил меч.

Глазам предстал всадник в полном средневековом вооружении. Если представить картину «Богатыри» Васнецова, то фактурой доблестный витязь не напоминал ни Муромца, ни Добрыню, разве только Алешу Поповича, доведись тому пару лет сидеть на диете.

— Ответь за все перед богами, душегуб! — звонко выкрикнул витязь и направил коня на Георгия.

Вскинутый над головой меч, другим концом опущенный на приподнятый щит, принял на себя удар чужого клинка. Раздался стальной лязг, полетели искры. Ноги едва выдержали. Спасибо Соловью, научил. Защита называлась «я в домике», и от удара сверху ничего лучше еще не придумали.

Всадник стал разворачивать проскакавшего мимо коня для повторной атаки.

— Я не душегуб, я — странствующий ры… витязь. — Говорить, не думая, не следует, каждое слово могло оказаться последним. Вспомнил Георгий и про имя — что про это говорил Соловей. Поэтому представился так: — Егорий. А этих, — он кивнул на трупы, — не я положил, а кто-то до меня. У меня и лука нет.

Всадник остановил коня.

Светленький, лет чуть за двадцать, усы мягкие, точно еще бриться не начал. Бороды нет — ее, наверное, все же сбривал, стеснялся пуха.

— Котеня Блудович, — представился воин и спрыгнул с коня.

Сначала Георгий улыбнулся ласковому имени. Может, прозвище? Юный воин не походил на матерого кота, и «Котеня» само ложилось на язык, стоило посмотреть на детское лицо и наивный взгляд.

А уж отчество… Но родителей не выбирают, и любое имя можно прославить. Или сменить. Стали же потомки Андрея Кобылы династией Романовых.