Шпионка. Почему я отказалась убить Фиделя Кастро, связалась с мафией и скрывалась от ЦРУ - Илона Марита Лоренц

Примерно в то же время мама, которая часто бывала в офисе ФБР на 69-й улице, представила меня Алексу Рорку. В прошлом он был иезуитом и происходил из очень хорошей семьи, имевшей близкую связь с Кеннеди. Его отец был прокурором округа Манхэттен. Сам Рорк учился в Школе внешней политики Университета Джорджтауна, а во время Второй мировой войны работал специалистом по военной разведке в Германии. Должно быть, там они и познакомились – Алекс был еще и внештатным корреспондентом и не расставался с фотокамерой, а мама работала в «Звездах и полосах», военной газете. Он сотрудничал с ФБР и ЦРУ, выглядел с иголочки: подтянутый, элегантный, как будто только что вышел из кабинета на Мэдисон авеню. Алекс стал для меня чем-то вроде старшего брата, мы проводили много времени вместе, долго беседовали, он показывал мне церкви, куда сам ходил молиться, включая собор Святого Патрика. Мамины родственники были квакерами, папины – протестантами, однако я не получила религиозного воспитания. Алекс был первым, кто научил меня церковным обрядам и молитвам и попытался обратить меня в католичество.

Рорк и ФБР вынуждали меня бывать в кругах, которые в те дни представляли в США два противоположных фронта: тех, кто за, и тех, кто был против Фиделя и революции. Там я познакомилась с кубинцами, сыгравшими важную роль в подпольной борьбе против Фиделя, организованной в изгнании. Например, с Мануэлем Артимэ – организатором «Революционного движения восстановления», только что бежавшим с Кубы. Или с «Тигром» Рональдо Масферрером – высоким, мощным, настоящим мачо, настоящим кубинцем, который получил свое прозвище во времена диктатуры Батисты, когда во главе отряда головорезов жестоко расправлялся с противниками режима. Масферрер был настолько страшным человеком, что посол Филипп Бонсал поместил его первым номером в список самых опасных контрреволюционеров, подготовленный для администрации Эйзенхауэра, благодаря которому США приютили около трехсот сторонников Батисты, которых на Кубе считали «военными преступниками».

Я встречалась с Артимэ, Масферрером и им подобными на собраниях групп вроде Международной антикоммунистической бригады. Меня туда приводил Рорк, и там меня использовали как оружие пропаганды, излагая свою версию моей истории, в которой Фидель выставлялся монстром. Это помогало собирать средства на финансирование их деятельности. Для этих встреч арендовались актовые залы в школах, где устраивали показы фильмов, слушали песни, проводили прения или выступления, на которых Артимэ, и так громкоголосый, бесновался и вопил, осыпая проклятиями и оскорблениями Фиделя. Я хорошо помню, как искажалось его лицо, когда он яростно ревел, обращаясь к Фиделю: «Коммунист! Коммунист!» Он был похож на буйнопомешанного, но, судя по всему, именно это и привлекало антикастровцев и увеличивало пожертвования.

«Добро пожаловать на борт»

На этих собраниях я познакомилась с Фрэнком Нельсоном, темной личностью, замешанной в делах мафии из Огайо. Его роскошная квартира в доме № 240 по Сентрал-Парк-Саут, похожая на китайский бордель из-за обилия красных ламп, была еще одним местом встреч, на которых вынашивались заговоры против Кастро. Помимо этого, Нельсон отвечал за финансы Фрэнка Фьорини, с которым я встретилась здесь первый раз после того, как покинула Кубу. Он приветствовал меня словами: «С почином! Добро пожаловать на борт!» Фрэнк сказал, что очень сожалеет о том, что со мной случилось, и пообещал, что мне все компенсируют. И тут же начал с жаром рассказывать о планах по свержению Фиделя, не преминув гордо сообщить, что теперь у них есть «армия» для воплощения этих планов в жизнь.

Параллельно с антикастровскими собраниями я в те дни присутствовала на встречах «Движения 26 июля», где получила членский билет и была назначена «пресс-секретарем отделения Н в Нью-Йорке». Всего я посетила около двадцати таких прореволюционных и прокастровских встреч, которые проводились в разных местах: в отеле «Бельведер» на Сорок восьмой улице, в клубе «Каса Куба» на Коламбус авеню или в La Barraca, ресторане в Среднем Манхэттене, который я обожала.

Здесь можно было узнать и обсудить то, что происходит на острове, в эмиграции или в политике США, Латинской Америки, да и во всем мире. Устраивались пиар-кампании на средства членов движения: подразумевалось, что мы отчисляем семьдесят пять американских центов в неделю, чтобы собрать деньги для покупки оружия для Фиделя. Встречи сопровождались приятной музыкой и превосходной едой, да и люди приходили мне симпатичные, например Ольга Бланка, с которой мы познакомились во время одного из круизов на «Берлине». У меня осталась фотография, на которой мы вместе с ней, мамой и papa в капитанской каюте. Эти собрания кубинцев, защищающих революцию и Фиделя, нравились мне куда больше, чем общение с типами вроде Фьорини, Нельсона, Артимэ и Масферрера. Однако мое присутствие там тоже было работой. Например, о встрече в La Barraca с Янесом Пеллетье, состоявшейся 19 декабря 1959 года, во время его командировки в Нью-Йорк, я представила отчет агентам ФБР, как, впрочем, и обо всем, что происходило в группе. Проинформировала я их и о том, что вскоре Янес позвонил мне и сообщил о своем намерении дезертировать.

Мне было нелегко, и в конце концов я была вынуждена отдалиться и от первых, и от вторых. Тогда никто никому не доверял, все друг друга подозревали, и я не была исключением. Это разбивало мне сердце, ведь общение с кубинцами для меня означало связь с Кубой. Я надеялась, что есть еще возможность вернуться, что я не сожгла за собой мосты. Я поклялась, что вернусь. Ольга Бланка, с которой мы пересекались на этих собраниях, подбадривала словами вроде: «Твой принц тебя ждет». Но я знала, что момент был неподходящий. Любая попытка привела бы к моему аресту или серьезным последствиям для мамы.

В конце 1959 года в квартиру моих родителей, с которыми я тогда еще жила, пришла телеграмма с Кубы: меня просили позвонить по указанному номеру. Я не представляла, ни кто бы это мог быть, ни о чем пойдет речь, но меня все еще мучили мысли о потере ребенка, и поговорить с кем-нибудь, любым человеком, готовым дать хоть какие-то ответы на мои вопросы, стало бы большим облегчением. Я была уверена, что домашний телефон прослушивается, и, воспользовавшись отсутствием следящих за мной агентов, выскользнула из дома, чтобы позвонить из телефонной будки на соседней улице, Риверсайд Драйв. Я уже сняла трубку, когда раздались выстрелы, и стекло кабинки разлетелось вдребезги. Испуганная, в крови от порезов осколками, я прибежала домой, а следом за мной примчались агенты ФБР и немедленно заявили, что покушение совершили люди Фиделя. Так ли это было, я не знаю, но, как и во многих других случаях, утверждать с уверенностью, что они ни при чем, тоже не могу. Как не могу и назвать заказчиков. Были ли это на самом деле кубинцы? Зачем им это было нужно? Или очередная хитрость ФБР, чтобы настроить меня против Фиделя? Слишком много вопросов и ни одного ответа. Одно было ясно: я оказалась замешанной в чью-то игру.