Красно-белый. Том 2 - Владислав Викторович Порошин

какими-то людьми. — Проходи. Пиво будешь? И вы, сударыни, не стесняйтесь, — пророкотал Владимир Семёнович с интересом посмотрев на мою малознакомую подругу Жанну, которая была гораздо красивее, чем его Оксана.

— Это наш новый нападающий Володя Никонов, — буркнул недовольно Гаврилов, показав на меня рукой.

— Никонов⁈ — Удивлённо воскликнул какой-то мужик из компании Высоцкого. — Так это ты вчера «Черноморцу» на последней секунде закатил шикарный голешник⁈

— Было дело, — внезапно смутился я.

— Володь, помнишь, я тебе утром рассказывал, как вчера ходил на «Спартак»? — Обрадовался этот товарищ в заграничном замшевом костюме. — Вышел на 75-ой минуте какой-то пацан, извини друг, — кивнул он мне, — и наши «Черноморец» просто снесли. Прямо ураган на поле. Цунами!

— Правда? — Владимир Семенович, наконец, обратил внимание на меня. — А знаете что друзья мои, тут нам посидеть нормально не дадут. А поехали все ко мне на Малую Грузинскую. Вы на машине? — Спросил поэт Юру Гаврилова.

— Машина — это мерседес, а мы всего-навсего на колёсах, — пошутил полузащитник.

* * *

Гостеприимная квартира Владимира Высоцкого на Малой Грузинской улице знавала и более людные и шумные компании, но и сегодня вечерок вытанцовывался на беду соседей поэта громковатый. Сначала, под иностранную музыку в исполнении группы «ABBA» из проигрывателя был заставлен выпивкой и закусками мудрёный буквой «Г» стол в гостиной, затем естественно кто хотел выпил. Сам хозяин квартиры, как и я, отдали предпочтение минералке. Затем, поедая глазами красавицу Жанну, Владимир Семёнович схватил гитару и запел «Балладу о любви»:

Когда вода всемирного потопа

Вернулась вновь в границы берегов,

Из пены уходящего потока

На берег тихо выбралась любовь…

«Замечательно, — подумал я. — Первый этап — втирание в доверие, выполнен. Теперь самое сложное — рассказать будущее Высоцкому, и сделать это так, чтоб он поверил и прочувствовал надвигающуюся катастрофу. Иначе я долго себе не прощу сегодняшний вечер. С парнями из ташкентского „Пахтакора“ поговорил, и одна „гора“ упала с плеч. А „гора“ Владимира Семёновича всё ещё давит на меня».

— Старик, а ты почему не пьёшь? — Вывел меня из задумчивости мужик в модном замшевом костюме.

— Спортсмен, — буркнул я.

— Юра тоже спортсмен. Так он пьёт. — Это товарищ кивнул на моего одноклубника Гаврилова, который вторую бутылку пива уничтожил за пять минут.

— У Юрия Васильевича здоровье уникальное. — Криво усмехнулся я. — А у меня — сердце, печень, почки, лёгкие и поджелудочная железа. — Отмахнулся я и про себя добавил: «как и у всех здоровых людей».

Я поля влюбленным постелю, — ревел самозабвенно Высоцкий, пытаясь хриплым магнетическим голосом околдовать всех девушек, пришедших сегодня в гости, и мою Жанну в том числе.

Пусть поют во сне и наяву!

Я дышу — и значит, я люблю!

Я люблю — и, значит, я живу.

И как только поэт выбил последний из гитары аккорды девушки, которых сейчас в квартире было девять человек, дружно захлопали, поедая Высоцкого влюблёнными глазами. «Стоп! Стоп! Пора колдовские чары с Жанны снимать, — подумалось мне. — Такая красотка нужна самому».

— Владимир Семёнович, а можно я спою нашу спартаковскую песню? — Спросил я, позабыв на секунду про смысл своего прихода в этот дом.

— Никон у нас отлично поёт, — поддакнул Юра Гаврилов, открывая третью подряд бутылку «Жигулёвского». — Даёшь нашу спартаковскую! Эй, вратарь, готовься к бою — часовым ты поставлен у ворот!

— Ну, хорошо, — усмехнулся хозяин квартиры. — Я надеюсь, гостям не станет скучно, — тонко он подколол меня, передав инструмент, который я быстро стал перестраивать под шестиструнку.

— Песня пока без названия, — усмехнулся и я, — поэтому прошу судить по самой высокой планке.

Исполнить вещь из репертуара «Арии» — «Встань, страх преодолей», возникло на автомате. Талантливый текст Александра Елина на музыку американской группы «Jawbreaker», сейчас был как нельзя кстати. Поэтому я без сомнений грохнул по струнам и запел, прежде всего для Жанны:

Кто сказал, что страсть опасна, доброта смешна,

Что в наш век отвага не нужна?

Как и встарь, от ветра часто рушится стена.

Крепче будь и буря не страшна.

Конечно, на акустике хеви-метал рок звучал так, словно бард с «Грушинского фестиваля», замахнув случайно какой-то химии, схватился за гитару. Но я почувствовал, что народу понравилось, особенно Жанне девушке с пепельными волосами и светло-серыми глазами. А второе четверостишие куплета я выдал на октаву выше, умоляя свои голосовые завязки — «не дать петуха».

Кто сказал один не воин, не величина,

Кто сказал другие времена?

Мир жесток и неспокоен, за волной волна.

Не робей и не собьет она.

«Всё, — мелькнуло в голове перед припевом. — К удовольствию молодой подруги Высоцкого, свою Жанну я отвоевал!».

Встань, страх преодолей,

Встань, в полный рост,

Встань, на земле своей

И достань рукой до звезд…

— Вот такие мы песни сочиняем в перерывах между тренировками и матчами, — высказался, не-то шутя, не-то серьезно Гаврилов, открывая неизвестно какую по счёту бутылку пива.

— Хорошо песня, — согласился хозяин гостеприимной квартиры, и вдруг поменявшись в лице пророкотал. — Извините мне нужно принять лекарство.

После чего Высоцкий и его администратор Янклович вышли из комнаты. А мужик в модном замшевом костюме тут же вскочил, включил музыку, словно у себя дома и потащил какую-то девушку танцевать. За ним потянулись и другие пары. Даже родственница Юры Гаврилова вытащила полузащитника на танцпол. «Пора, другого момента не предвидится», — решил я и незаметно выскочил из гостиной в коридор, в который выходило несколько дверей — из кухни, ванны и туалета, из кабинета и из спальни. «Лекарство лучше держать в холодильнике», — сообразил я и, ринувшись прямо по коридору и открыв запертую дверь, оказался прав. На кухне же Валерий Янклович вкалывал в руку всемирно известного поэта живительные «витаминки».

— Понимаю, насморк, — пробурчал я, смутив своим появлением обоих мужчин. — Я должен с вами, Владимир Семёнович, серьезно поговорить. Наедине.

— Валера, оставь нас, — спокойным умиротворённым голосом попросил Высоцкий администратора.

И когда невысокий полненький и кучерявый Янклович вышел, который переживёт поэта на несколько десятков лет и снимется в нескольких документальных фильмах, рассказывая, как он любил Володю, я начал с главного:

— Хотите — верьте, хотите — нет, но 25 июля этого года на гастролях в Бухаре вы переживёте клиническую смерть. С вами полетят: Всеволод Абдулов, администратор Янклович, Оксана Афанасьева и врач Анатолий Федотов, который сделает инъекцию прямо в сердечную мышцу и спасёт вам жизнь.

— Мы все под смертью ходим, — усмехнулся поэт.

— Ходим-то все, но не каждый ежедневно заглядывать смерти в пасть, — буркнул я. — А ровно через год, 25 июля 1980 года вы умрёте.

— И из чего сие следует? — Всё так же шутливо спросил Высоцкий.

— Из того, что очередь к гробу растянется на 9 километров. Так как придут проститься сто тысяч человек. И ещё из того, что на вас наденут костюм Гамлета, в котором вы сейчас в театре играете. Из того, что похоронят на Ваганьковском кладбище, ибо власти не разрешат на Новодевичьим. Хуже того — сделаю посмертную маску, и из неё затем сварганят памятник на могилу.

— А ты вправду футболист? — Насторожился вдруг поэт, немного потрясённый деталями похорон, которые я намеренно произнёс для убедительности.

Я приподнял штанины и показал свои ноги в синяках, в свежих — синих и в старых — уже пожелтевших.

— Я — футболист, которому сняться вещие сны. — Приврал я. — Однако будущее можно и изменить, если этого сильно захотеть.

— Вопрос захочу ли я? — Пробормотал Высоцкий.

— Точно. — Выдохнул я и, посчитав свою миссию выполненной, вышел из кухни.

Глава 10

В столицу Армении город Ереван наш московский «Спартак» прилетел в четверг днём 26-го апреля. Заселилась команда в очень красивую колоритную гостиницу «Армения», располагавшуюся в центре города на площади Ленина, которую ограничивали с разных сторон здания Национального музея, Правительства, почты и Министерства иностранных дел. Особый колорит всему архитектурному ансамблю, стилизованному под древний Константинополь, придавала облицовка из какого-то местного камня розового или кремового оттенка. Фонтаны гармонично вписывались в этот ансамбль. Единственная деталь на площади Ленина, которая выбивалась из стилистики — это был памятник самому вождю, установленный на постамент, смутно напоминающий шумерский зиккурат.

Перед игрой с ереванским «Араратом» ещё в Москве многие специалисты спорта высказывались в таком духе, что два очка нам практически гарантированы. Ведь хозяева поля в пяти