Восточная Пруссия глазами советских переселенцев - Юрий Владимирович Костяшов

— Мы приехали в Кёнигсберг в пасмурный, слякотный, хмурый, дождливый день. Это было 17 января 1947 года. Разгружались у двух деревянных бараков, там и был «зал ожи­дания». В барак набилась огромная масса народу. Нам уда­лось «захватить» скамейку, люди в бараке постоянно двига­лись. Мы просидели там двое или трое суток. И самое страш­ное — море клопов, они падали прямо с потолка! До сих пор помню, как они кусались... Через какое-то время я вышел на улицу. Справа и слева — болото, а впереди — развалины. Я вышел на уцелевший мост на нынешней улице Киевской. Кругом — тишина и развалины. Слева от железнодорожного полотна — сотни немецких паровозов. Смотрю с моста в сто­рону города: ни дымочка, ни машины, ни человека — одни развалины. Такая пустота! И так тоскливо стало на душе. Вер­нулся и говорю маме: «Давай, пока не поздно, обратно». Она отвечает: «Мы же получили деньги, нас вызвали», — успокоила меня кое-как.

Случалось так, что поезда, прибывавшие ночью, не разгру­жались, и люди ночевали на станции в вагонах. Вот что расска­зывает Михаил Иванович Иванов, приехавший в 1947 году:

— Нам сказали, чтобы мы не выходили из поезда. В городе неподалеку от товарной станции шла интенсивная стрельба. Я поинтересовался у военных, в чем дело, и те ответили, что это отлавливают «банду власовцев». Их потом еще долго отлавли­вали. Мы сидели в вагонах всю ночь, нас охраняли автоматчи­ки. Переселенцев предупредили, чтобы были бдительны. Наши женщины, приехавшие с детьми, от страха накричались и на­плакались. Людей даже апатия охватила, потому что они реши­ли, что их попросту обманули: при вербовке говорили, что в Калининграде все спокойно, а тут стреляют.

О своей первой встрече с новым краем рассказывает Екате­рина Сергеевна Моргунова, приехавшая из Ульяновской области в 1946 году:

— Прибыли мы на станцию Нестеров. Туман был сильный. Нам сказали: «Никуда не ходить, кругом снаряды». Некоторые закричали: «Куда же это мы приехали?!». Потом митинг был, музыка, оркестр военный. Сам первый секретарь обкома встре­чал. Фамилию не помню. Небольшого роста, полный такой. Хорошо одет, белые сапоги на нем были. Еще там был Галкин, председатель райисполкома. Он здесь воевал. Мы его потом сами выбирали. Секретарь говорит: «Нас здесь всего двенад­цать человек. Всего немножко. И вот вы — первый эшелон. Запела калининградская земля, замычали коровы, закричали петухи. Не бойтесь ничего, вас охранять будут!».

Особенно торжественно, с музыкой и хлебом-солью, встре­чали самые первые эшелоны. И, конечно, были митинги, на которых с приветственными речами выступали представители гражданского управления, военного командования, руководи­тели крупных промышленных предприятий. Владимир Петро­вич Филатов запомнил, что на вокзале стояло десять поход­ных кухонь с горячей пищей. Всех прибывших накормили сытным обедом, дали по буханке хлеба на семью. Торгующие организации устраивали продажу хлеба, сахара, мяса, рыбы, соли и других продовольственных и промышленных товаров. Прямо к вагонам подавали грузовые машины — «студебеке­ры». Встречавшие распоряжались посадкой людей, погрузкой вещей и отправлением машин.

Если дело происходило не в Кёнигсберге, а где-нибудь в маленьком городке или поселке, то вместо «студебекеров» и военных грузовиков запросто могли быть немецкие телеги или брички: смотря какими возможностями располагали встречаю­щие организации. Тут же, на месте выгрузки, проходила реги­страция переселенцев, выдача ордеров на жилье, распределение по местам работы. О том, как действовали официальные орга­ны власти по расселению переселенцев, поведал Николай Ива­нович Чудинов, долгое время работавший инспектором по приему и хозяйственному устройству переселенцев в Красно­знаменском районе:

— Переселенцы комплектовались уже на месте по районам, а мы здесь тоже стремились сохранить это. Они никак не хотели, чтобы людей из одного района расселяли по разным местам. Их свозили в один населенный пункт, в один колхоз. Мы заранее готовили населенные пункты для размещения пе­реселенцев. Я лично осматривал каждый поселок, записывал характер жилья, какой где требуется ремонт. Мы ведь в сорок шестом году сняли почти три тысячи дверей со зданий в Добровольске (Пилькаллене) для того, чтобы переселенцам отдать их на ремонт своих домов.

В мою задачу входило знать, когда эшелон прибудет, а я это знал, так как подолгу жил в Шталлупенене, имел связь с военными. И когда эшелон оказывался в Минске, нам уже по селектору сообщали о его прибытии. Тогда я связывался с Черняховском, где за нами были закреплены воинская часть и автоколонна. Они со своими «студебекерами» ехали в Несте­ров и ждали эшелон. Приходилось около четырех-пяти часов стоять, иногда и по полсуток. Как только подходил эшелон, я вызывал начальство и людей, которые прибывших развозили по населенным пунктам. Я тем временем всех переселенцев регистрировал — принимал по документам от начальника эше­лона. Переселенцы приезжали, допустим, в колхоз «Победа».

Считали, сколько семей. Например, сорок семей или сорок пять — из одного района, тогда все сорок пять оставляем, пото­му что резервы у нас есть. И им сразу выдавал ордера. А когда они уже размещались, тогда наше начальство ехало туда и орга­низовывало колхоз. То есть проводило собрание, выбирало председателя, членов правления. И начиналась нормальная жизнь.

Каждой переселенческой семье на ремонт квартиры, если он требовался, можно было получить до десяти тысяч рублей креди­та. Была даже создана переселенческая строительная контора. Работники приезжали, определяли объем работ. Если сам хозя­ин может сделать то, что надо, — пожалуйста, делай сам. Ему эта работа оплачивалась: составлялась смета, подсчитывались расхо­ды, это все оформлялось кредитом, а потом ему приходилось выплачивать 50%. Но практически из переселенцев, кто отсюда не выезжал, никто ничего не выплачивал, все списали. Сталин денег не жалел, так говорил: «Надо показать, как здесь жили фашисты, а вот что из себя представляет наш общественный и государственный строй». И потому здесь спрос потом был боль­шой, особенно когда жалоб было много. Жаловались, как пра­вило, на то, что переселенцам здесь обещали много, а дали мало.

Без митингов

Не всегда переселенцев встречали митингом, полевой кух­ней со щами и ордером в благоустроенный дом. Некоторые приезжали ночью, в дождь, высаживались в придорожную грязь, а то и несколько суток проводили на станциях в вагонах.

В январе из БССР приехало 800 колхозников. Двое суток они просидели на ст.