Опасная ложь - Юлия Гетта

— Нет, не ладно, — Баженов в один шаг сокращает двухметровое расстояние между нами, хватает меня за руку и рывком притягивает к себе, впечатывая в свою грудь. — Никуда ты не пойдешь.

— Что, опять прессовать будешь? — цежу я сквозь зубы, с ненавистью глядя ему в глаза. А саму трясет от страха так, что становится дурно. — Имей хоть каплю достоинства, найди себе кого-то равного по силам, чтобы тешить эго! Я не хочу ничего от тебя! Я хочу просто уйти, и никогда в жизни тебя больше не видеть! Будь мужиком, просто позволь мне сделать это!

Чувствую себя жалкой, выкрикивая эту браваду, а его невозмутимый вид, с которым он выслушивает все, не перебивая, окончательно выбивает из колеи. Разве что его брови слегка сведены к переносице, но я не понимаю, что это означает. Я его разозлила?

— Слушай, Алена, — механическим голосом произносит он, что подтверждает мою догадку. — Я терпеть не могу, когда чего-то не понимаю. А сейчас я ни хрена не понимаю. Хочешь уйти? Тогда объясни мне все по-человечески, и вали на хрен.

— Да что тут понимать? — усмехаюсь я, чувствуя, насколько легче становится дышать от понимания, что он не собирается никуда тащить меня силой. — Не созданы мы с тобой друг для друга, это же очевидно. Как мужчина ты мне нравишься, а как человек — нет. Поэтому — не судьба!

— А чем это я тебе как человек не угодил? — с сарказмом в голосе интересуется он, склонив голову набок.

— Всем. Не заморачивайся.

Лицо Баженова снова меняется, превращаясь в непроницаемую маску.

— Я должен, что ли, каждое слово из тебя клещами вытаскивать? — рычит он. — Говори, давай.

О, я бы рассказала тебе. Все бы сказала. Если бы не пообещала папе жить. Ты, тварь, убил единственного самого близкого моего человека. Присвоил себе дело всей его жизни. И ходишь себе спокойно по земле, будто имеешь на это полное право. В то время, когда его больше нет. Его нет больше! Я никогда его не увижу! Никогда не услышу его голос! И никогда не смогу больше обнять! И все из-за тебя! Из-за тебя! Из-за тебя!

Вдруг брови Баженова еще сильнее сходятся на переносице:

— Тебе плохо? Эй, Алена!

А мне действительно, кажется, как-то не очень — в голове шумит, перед глазами стремительно темнеет…

— Я в норме, с чего ты взял? — губы плохо слушаются, но я стараюсь говорить уверенно, вцепившись в лацканы его пиджака, чтобы не упасть.

— Ты резко побледнела. Идем в машину, — Баженов пытается приобнять меня за талию и заставить идти с ним, но эти его действия вызывают волну острой паники внутри меня.

— Нет! — кричу я, вырываюсь, делаю слишком резкое движение, от которого в голове начинает шуметь сильнее, а темнота перед глазами становится непроглядной. А еще спустя мгновение проваливаюсь в забытье.



Резкий запах нашатырного спирта бьет в нос, я морщусь, и с большим трудом открываю глаза. Вижу перед собой невозмутимую рожу баженовского охранника, почему-то перевернутую кверху ногами. Он тычет мне в нос какой-то ватой, а я пытаюсь отмахнуться, но руки почему-то не слушаются меня. В голове противно звенит, словно накануне я приняла несовместимое с жизнью количество алкоголя. Но я не могу вспомнить, чтобы что-то пила. Что происходит? Жмурюсь от боли в висках, пытаюсь проморгаться, и смотрю по сторонам. Я в машине, полулежу на заднем сидении, чувствую под головой что-то мягкое, ещё спустя мгновение понимаю, что лежу на мужских коленях. Пытаюсь подняться, но слабость не позволяет, к тому же, меня держат руками за голову.

— Очнулась, — раздается сверху голос Николая, и он, наконец, убирает от моего лица эту вонючую вату. — Посмотри на меня, — требует. — Ты меня видишь? Помнишь, кто я?

— Тебя козла забудешь, — мямлю я, и слышу, как он усмехается.

— Все в порядке с ней, Константин Владимирович. Обычный обморок.

Баженов берет меня за руку и помогает осторожно переместиться в сидячее положение.

— Как себя чувствуешь? — интересуется, сосредоточенно изучая мое лицо.

— Нормально, — растерянно отвечаю, избегая смотреть ему в глаза.

— Ладно, — устало вздыхает он. — Коля, давай метнемся в ЕМС.

— Куда? — переспрашиваю, все еще чувствуя противную слабость во всем теле.

— В больницу, — отстраненно поясняет Баженов.

Николай кивает, закрывает дверцу пассажирского сидения, отрезая нас с его хозяином от остального мира, оставляя наедине в тесном пространстве салона автомобиля. Я непроизвольно отодвигаюсь на сидении как можно дальше от мужчины, практически вжимаясь в противоположную дверь.

— Зачем в больницу? — неуверенно переспрашиваю. — Не надо…

Баженов резко поворачивает ко мне голову и полосует взглядом, от которого моментально хочется заткнуться.

— Ты только что вырубилась прямо посреди улицы ни с того, ни с сего, — раздраженно произносит он. — Не хочешь хотя бы узнать причину?

— Я итак знаю причину, — сглатываю, глядя себе на колени. — Просто последние двое суток вообще не спала, и почти ничего не ела. Еще стрессанула из-за твоих наездов. Все в порядке со мной, надо просто поесть и отдохнуть.

— А чего не ела-то? — недовольно интересуется он.

— Почему тебя это вообще волнует? Аппетита не было.

Баженов отворачивается от меня, и устало откидывается на спинку сидения.

— Коля, давай тогда куда-нибудь пожрать.

Я пробую незаметно дернуть ручку двери, у которой сижу, в надежде свалить по-тихому из машины, но она, конечно, не поддается.

— Можно я пойду, а? Откройте дверь! — с отчаянием требую, продолжая уже в открытую яростно дергать ручку. Но, по большому счету, даже не надеюсь, что это может сработать.

— Угомонись уже, — Баженов грубо хватает меня за руку чуть выше локтя и дергает на себя, чтобы я оставила ручку в покое. — Пока снова не выстегнулась.

Выхватываю у него руку и прижимаю к себе, потирая другой ладонью то место, за которое он меня схватил. Возражать больше не осмеливаюсь — еще не хватало, чтобы Баженов мне припечатал. Конечно, он говорил, что не бьет женщин, но не думаю, что его слова могут дорого стоить.

Всю дорогу до ресторана мы едем молча. Так же молча Николай открывает мне дверь, когда мы, наконец, приезжаем, и даже подает руку, чтобы помочь выйти из машины, которую я, конечно, игнорирую. Баженов подходит сзади и снова берет меня за локоть, отчего я ежусь, но противиться ему все еще боюсь.

— Давай, веди себя нормально, Алена, — угрожающим тоном произносит он у меня над ухом. — Мы поговорим, и я отвезу тебя домой.

— Не обманешь? — оборачиваюсь на него, слишком поздно понимая, что глупее вопроса я еще не задавала.

— Я в принципе словами не разбрасываюсь, имей в виду.