Мемуары мертвого незнакомца - Ольга Володарская

Тогда ей едва исполнилось тринадцать.

С тех пор прошло три года. Сейчас им по шестнадцать. Последний, выпускной класс, только разные школы. Зуре будет девятнадцать. Он учится на втором курсе университета. Одуванчику, младшему брату ее друзей, скоро исполнится одиннадцать.

Любовь Маши и Дато стала «настоящей» не так давно. Они продолжали поддерживать дружеские отношения вплоть до пятнадцатилетия. Естественно, они чуть изменились в силу того, что ребята повзрослели, но до определенного времени не имели и намека на романтику. Дато вел себя с Машей по-рыцарски. А она всегда была с ним ласкова, но держала себя в рамках. Хотя порой еле сдерживалась, чтобы не обнять его или поцеловать в «завитушки» на щеках, появляющиеся, когда Дато широко улыбался. В длиннющие ресницы, взмывающие при удивлении к тонким, будто выщипанным бровям. В губы, по которым стекал сок хурмы, — Дато обожал ее и таскал из садов. В его белоснежный лоб, на который вечно свисала челка, и он контрастировал с загорелым лицом. В его загорелый до черноты живот с выгоревшим пушком под пупком…

Иногда, когда они уезжали на Черепашье озеро и валялись на берегу, Маша касалась Давида, притворяясь спящей. Делала вид, что задремала, и выбрасывала руку, дотрагиваясь до него будто невзначай. Как-то она нечаянно попала ему в глаз. Но Дато, тихо охнув, лишь чуть отодвинулся, и она ощущала кожей щекотание его ресниц.

Именно там, на Черепашьем озере, они и переступили грань между дружбой и платонической любовью. Маша плохо плавала. Ее каждое лето на море возили, но она так и не научилась чувствовать себя как рыба в воде. Но очень воду любила. Маше нравилось бултыхаться у берега, отплывая от него лишь на пару-тройку метров. Но как-то она потеряла бдительность и ушла на глубину. Ее увлекла за собой огромная стрекоза, порхающая над гладью. Маша преследовала ее, чтобы рассмотреть, и не заметила, как оказалась в десяти метрах от берега. Вроде не такое уж большое расстояние, но она, не почувствовав под ногами дна, запаниковала. Начала сучить ногами и руками, при этом неумолимо уходя на дно. Маша уже с жизнью простилась, погрузившись в воду с головой, но тут почувствовала боль. Это ее схватили за волосы и выдернули на поверхность. Кашляя, отплевываясь, всхлипывая от ужаса, она ухватилась за шею спасателя. И дала отбуксировать себя на берег. Ощутив спиной песок, она выдохнула с облегчением и потеряла сознание…

Очнулась, когда Дато делал ей искусственное дыхание. Это он вытащил ее из озера.

— Как ты? — взволнованно выдохнул он ей в лицо после того, как Маша откашлялась. — Нормально?

Маша кивнула.

— Как же ты меня напугала!

Дато опустился и обнял ее. Тело его было холодным и мокрым. А еще костлявым. Ребра Давида уперлись Маше в живот. Это было очень неудобно, но она терпела. Так была приятна ей его близость.

— Я бы умер вместе с тобой, — прошептал Дато. Говорил он по-грузински. И очень, очень тихо. Адресовал реплику не ей — себе. Но Маша услышала и спросила:

— Зачем?

— Без тебя я ничто…

Она положила руки на его предплечья и надавила. Ей хотелось, чтобы Дато чуть отстранился. Он так и сделал. И она смогла заглянуть в его глаза… Шоколадно-карие в опушке угольно-черных ресниц. В них было столько всего, что она потерялась.

— Что ты этим хочешь сказать? — выдохнула Маша, мысленно коснувшись губами его глаз…

— Я люблю тебя, — услышала она. — И не представляю свою жизнь без тебя.

Маша зажмурилась. Из-под ресниц выкатились слезы.

— Отчего ты плачешь? — испугался Дато.

— От счастья, — пробормотала она и зарыдала. Дато приподнял ее и обнял. Она обвила его шею руками, уткнулась носом и подумала о том, что теперь и умереть не страшно. За эту мысль Маша тут же себя отругала. Какая смерть? У них впереди целая жизнь…

Счастливая-пресчастливая, как эти мгновения.

Они ушли с пляжа, держась за руки. А когда ехали домой, Дато целовал Машу в затылок. Она довольно жмурилась и мечтала о том, чтобы дорога никогда не кончалась.

С того дня все изменилось. Их стало тяготить общество Зуры. Хотелось побыть вдвоем где угодно, но только чтоб никто не мешал наслаждаться друг другом. Зураб не сразу это понял. Но когда увидел, как в парке, где они втроем сидели, его младший брат украдкой целует Машу в плечо, а она легонько пожимает его руку, все встало на свои места. Невероятно смутившись, Зураб вскочил, что-то соврал про неотложные дела и унесся. Больше он с ними гулять не ходил. Они если и встречались втроем, то у Ристави дома. А там Дато рукам и губам воли не давал.

Они упивались своим счастьем, не видя ничего вокруг. Поэтому вскоре их «расколол» не только Зура, но и, что хуже, родители Маши.

Был приятный прохладный вечер. После изнуряющей дневной жары, от которой устали все тбилисцы, хотелось чуть остудиться, подышать свежим воздухом. Маша с Дато шли по Плеханова, держась за руки. Обычно они прощались, не доходя до ее дома, но тут потеряли бдительность. Находясь на седьмом небе, трудно вовремя опуститься на землю. И когда они очнулись, оказалось, что под ногами асфальт, разрисованный цветными мелками. Точно такой, как у подъезда Маши.

Они стали торопливо прощаться, но Дато не успел ретироваться, его заметили.

— Это опять ты? — услышал он возмущенный женский голос. С другой стороны дома им навстречу шли родители Маши. И ее мама сразу узнала Дато.

— Здравствуйте, — сказал он.

Но ему не ответили. Мать Маши отпустила руку мужа и торопливо зашагала к ним.

— Маша, я же просила тебя держаться подальше от этого мальчика!

— Что он тебе плохого сделал? — возмутилась Маша.

— Поговорим об этом дома… — Она попыталась увести дочь. Но та вырвалась.

— Нет, давай сейчас. Что ты имеешь против Дато? Ведь ты его даже не знаешь!

— Я вижу, что он собой представляет.

— И что же?

— Он башибузук, — ответил за супругу Сергей Селезнев, отец Маши. — Я знаю этого мальчишку.

Маша удивленно воззрилась на него.

— Узнаешь меня, парень? — обратился он к Дато.

Тот понуро кивнул.

— Он с моей служебной «Волги» оленя украсть пытался. Я его за руку поймал. И выдрал за уши.

— Дато? — Маша повернулась к любимому. — Зачем?

— На спор, — буркнул он. — Но я не знал, что это машина твоего папы.

— Но это не все. Обидевшись на меня за взбучку, твой друг начал мне пакостить. Со своей «бандой» преследовал мою «Волгу» на велосипедах. А потом шины оказывались проколоты или поцарапана дверца.

— А я как-то видела, проходя по Руставели, как этот тип избивал другого мальчика, — подключилась мама. — Ногами!

— Он обидел моего младшего брата, — рыкнул Дато. — Я что, должен был простить ему это? Никто не смеет причинять моим близким боль. А этот пацан пнул Гио. Маленького больного мальчика.