Радио «Морок» - Татьяна Мастрюкова

— Реально... — только и подытожила я.

В темном узком домике с зияющими щелями между досок было холодно и немного сыро. Стены покрылись мхом, но сам настил с дыркой посередине, похожий на лавку в бане, выглядел крепким и сухим. Настолько сухим, что как бы не насажать заноз.

— Похоже, им сто лет никто не пользовался. Хозяева — точно. Но это же и к лучшему! Зато чистенько.

Мамина радость выглядела несколько наигранно, но выбора у нас все равно не было.

— Какое-то средневековье! — безостановочно бурчала Леся. — Я хочу домой! Когда папа приедет? Никогда больше не поеду в деревню. Фу! Фу!

Мы с мамой молчали, стиснув зубы. Понятно, что дядя Митяй не горел желанием пускать нас в санузел в своем доме. Мы, может, тоже его к нам не пустили бы в похожей ситуации, но все же я не ожидала ничего подобного.

Так же молча мы вернулись в свой домик и долго, очень тщательно мыли руки. Неужели те, кто бросает городскую жизнь и уезжает жить на природу, готовы мириться с этим? А у хозяев-то небось в доме нормальный туалет. А нас заставляют страдать!

Закончив наконец копаться в сумках, мама печально вздохнула и тут же улыбнулась как ни в чем не бывало:

— Пойдем спросим, где здесь можно поесть. Вы ведь хотите?

Уверена, что ответ мама слушать не стала бы, даже если бы мы сто раз сказали, что еще не хотим.

Опять гуськом мы направились по дорожке к хозяйскому дому. Мне показалось, что на кромке грядок в траве — вперемешку прошлогодней сухой и новенькой свежевыросшей — кто-то передвигался, сопровождая нас, но стараясь остаться незамеченным. Только качались одуванчики и листья лопуха. Какой-то зверек, что ли? Разглядеть я его не смогла.

Поднявшись по рассохшимся ступеням крыльца, постучав в открытую дверь (мама постучала) и тщательно вытерев обувь о валяющийся у порога половичок, больше похожий на тряпку, мы вошли в дом. Снимать или не снимать кроссовки? Леся явно страдала, что мы грязним пол в жилом доме, но, судя по всему, предпочла бы надеть одноразовые бахилы, чем пройтись здесь в своих чистеньких носках. С другой стороны, ни в прихожей, ни в комнате не было никаких ковров и дорожек, только окрашенные коричневой краской скрипучие доски. И выглядели они отнюдь не так чистенько, как в нашем домике при бане. Во всяком случае, на этот раз Леся побрезговала проверить их пальцем.

На первый взгляд в комнате никого не было, хотя сразу за входной дверью на огромных, вбитых в стену железных крюках висела многочисленная верхняя одежда, в том числе знакомая телогрейка, а под ней на полу неаккуратно валялись разношенные ботинки и калоши.

Мы остановились на пороге, не решаясь идти дальше. Сразу при входе, буквально в прихожей, стояла огромная печь, а жилая часть была наполовину отгорожена старинным шкафом или сервантом. К стенке этого шкафа была приставлена раковина с рукомойником, очень похожая на ту, что стояла в нашем домике, только размерами побольше, но, судя по пятнам жира и ошметкам овощных очистков, прилипших тут и там, ее часто использовали.

Комната представляла собой удивительное смешение современности и старины. Ну как современности... Тридцатилетней давности современности. Электроприборы и аляповатые пластиковые безделушки соседствовали с явно самодельной деревянной мебелью и показавшейся мне огромной печкой. Телевизора я не заметила.

И книг тоже нигде не было видно! Вот странность так странность! В пристройке к бане есть, а в главном, хозяйском, жилом доме — нет. Вот что за нелепость? Или хозяева просто-напросто сослали книжки за ненадобностью? Скорее всего, так, по логике.

Под лавками и по углам были распиханы завернутые в мешковину чемоданы или ящики, и все это так неуютно, неряшливо выглядело. Понятно было, что дом жилой, но находиться в нем не хотелось. То ли потому, что хозяевам было наплевать, в какой обстановке жить. То ли им все это досталось с категоричным условием ничего не менять.

Но вообще странно. Я смотрела как-то видео про ребят, путешествующих по заброшенным домам. Вот, мне кажется, если бы я стала снимать дом дяденьки Митяя на телефон, то вполне могла бы на голубом глазу выдать его за заброшку. Недавно покинутую, еще помнящую живую жизнь (можно так сказать ведь?). Взять хотя бы эти куски пожелтевших газет, местами приклеенные прямо на стены и, очевидно, маскирующие таким образом дыры на обоях. Судя по заголовкам на этих обрывках, хозяева не заморачивались с ремонтом с советских времен.

На бумажных обоях в полувыгоревшую полоску висели застекленные черно-белые фотографии в тяжелых рамах, но из-за слоя пыли невозможно было разобрать лиц запечатленных на них людей. Я опознала только репродукцию картины Крамского «Незнакомка», потому что она была сравнительно новая и мне знакомая. Непонятный выбор, ну да ладно.

Я ожидала увидеть непременный настенный календарь с какими-нибудь котиками или мультяшным изображением животных восточного гороскопа, но, к удивлению, вообще ничего, по чему можно было бы вычислить сегодняшнюю дату, в доме у дяди Митяя найти не удалось.

В самом углу на полочке под потолком за ворохом каких-то сухих веток скрывалась вроде бы икона, но изображения было не рассмотреть. К тому же в комнате царил полумрак, хотя занавески на трех окнах были отдернуты, а на улице — достаточно светло, даже иногда проглядывало солнце. Единственная лампочка под потолком в выгоревшем тряпичном абажуре с бахромой не горела. Да и вряд ли ее тусклый свет мог что-то изменить.

Печь была увешана тряпками: не то халатами, не то цветастыми платками. Только потом я сообразила, что это своего рода занавески, чтобы скрывать закуток между стеной и печью, и место, куда ставят посуду для разогрева (не знаю, как называется, типа плиты). Очевидно, где-то там был и холодильник, потому что нигде больше