Наедине с врагом - Диана Маш

— Фух, — громко выдохнула я, ничего уже не боясь, — все получилось.

— Вась, я не знаю, как долго это все будет держаться, так что давай побыстрее тут справимся и обратно в комнату.

— Да чего ты сейчас-то трусишь? Мы же с тобой читали, они и не вспомнят ничего. Постоят как статуи и разморозятся. Вытаскивай телефон, сейчас фоточек нащелкаем и уйдем.

Сама достала свой и выбралась из-под стола. А подняв голову, чуть не вскрикнула, обнаружив смотрящего прямо на меня Белорадова. Такое же застывшее, будто в гипсовой маске и отливавшее синевой, как и у остальных, лицо, выражало крайнюю степень бешенства. Он не моргал, но в глубине черных глаз светилось осознание происходящего. Чего не могло быть в принципе.

Либо Машкино заклятие не действует на демонов, либо она не далеко ушла от правды, называя себя бракованной ведьмой. Какой бы из этих вариантов не был правильным, вывод один — я встряла.

Судя по его красноречивому взгляду, псих, как освободится, меня на кусочки порвет. И если даже выберусь отсюда целой и невредимой, долго не проживу.

Машку я решила заранее не пугать, не хватало мне еще с ее истерикой разбираться. Пусть развлекается пока, щелкая инквизитора, который как лежал на диване поленом, так и продолжал лежать, только теперь с разместившейся на нем сверху Зайцевой, что с помощью найденных на столике ножниц избавилась от его футболки и принялась за штаны.

Заметив мой взгляд, она развела руками.

— Да его свои собратья по ордену со свету сживут, если решат, что с ведьмой развлекался. А уж они узнают, я об этом позабочусь! — вот Машка, вот ведьмочка! В тихом омуте, как оказалось…

Видя, как она бесстрашно измывается над брюнетом, не забывая фиксировать этот момент для истории, мой страх отошел на задний план, сменившись предвкушением и азартом.

Раз все равно умирать, то хоть с музыкой!

Дотронувшись пальчиком до открытого горла Матвея, я скользнула ниже. По ледяной груди, каменному прессу, и остановилась только слегка зацепив резинку штанов.

— Ну что, заносчивый засранец, не ожидал? А зря. Как говорилось в одном известном мультфильме «Рыжие опасны. И однажды ночью, когда вы будете спать в своих кроватках, рыжие придут за вами». Вот я здесь. Улыбочку! — я сделала первое фото.

В голове раздалось глухое рычание и принадлежало оно не мне. Но отступать было уже поздно, так что я отмахнулась и продолжила.

— Теперь давай я тебя обниму, — щелк, — Какой ты тут милашка! Оправлю ее Вике с отцом, пусть порадуются нашей идиллии. А сейчас… снимем с тебя штаны. Как ты на это смотришь?

Уверенна, что без энтузиазма, но кому не до лампочки его мнение? Подсказка: не мне.

Под гул собственного сердца, я рванула вниз черную ткань и судорожно вздохнула. Матвей в одних боксерах выглядел как сошедший с небес бог грома и молний, одна из которых угодила мне прямо в грудь. Пришлось даже прикусить нижнюю губу, чтобы не застонать в голос, и не важно, что слышала бы меня при этом только Машка.

Такое «оснащение» необходимо объявить вне закона, чтобы бедные девушки, вроде меня, не теряли голову от увиденного.

— Белорадов, это что за пистолет ты на меня нацелил? Давай без фанатизма, а то решу еще что тебе нравится, извращенец ты проклятый, — как хорошо, что взгляды не причиняли боли, а то бы я под его черными прицелами загнулась в муках.

Рык в голове стал громче, заставив отступить на шаг. Но я быстро взяла себя в руки и сделала еще одно фото.

— А вот это буду продавать твоим фанаткам. Как думаешь, озолочусь? — весело подмигнула я статуе Матвея, делая вид, что не замечаю его желания, свернуть мне шею.

— Вась, что-то не то, — раздался Машкин шепот.

— Ты о чем?

— У этого Резнова трещины по телу пошли.

— Трещины? — я подошла к Матвею и пригляделась к его отливающей синевой коже на груди, затем дотронулась ладонью. Мокрая. Черт, он, кажется, тает, — эй, Снегурочка, попридержи коней. Мне с тебя еще трусы стянуть надо.

— Вааааась! Бееееги! — от визга Зайцевой у меня чуть барабанные перепонки не лопнули. Лежащее на диване полено как-то сумело вернуться к жизни и сжало Машкино запястье, не давая вырваться. Я собралась было рвануть ей на помощь, но тут начал медленно шевелиться Белорадов, издавая сдавленные звуки. Машка продолжила кричать, — Не ко мне! Зови на помощь!

Не чувствуя под собой ног, я рванула к выходу и вылетев в коридор услышала за спиной настоящий звериный рев.

— Стой, стерва!

Вот еще, нашел дуру!

Мой учитель физкультуры в школе часто любил повторять одну фразу — «бег — это жизнь». Так вот, я была с ним категорически не согласна. Бег — это не жизнь, а совсем даже наоборот.

Вот как можно жить, когда у тебя горят легкие, не хватает воздуха, а ноги становятся будто каменные? Как можно жить, когда хочется лечь на землю и тихо-мирно скончаться? Как можно жить, когда за тобой с нечеловеческой скоростью несется огромная туша, и единственная причина, по которой она тебя еще не поймала, это с каждой минутой сокращающаяся фора?

Вроде бы простая задача, — взмахнуть вверх по лестнице на второй этаж, достичь кабинета ректора, вломиться внутрь и потребовать защиты, — превратилась в нереальную.

Во-первых, меня поймают еще до того, как я приближусь к ступенькам, а во-вторых, где гарантия, что в кабинете кто-то есть? Сейчас глубокая ночь, и ректор может уже видеть десятый сон, лежа в кровати, которая непонятно где распложена.

Если это не задница, то что?

Я никогда в жизни ничего так не боялась, как быть сейчас пойманной своим взбешенным донельзя братцем. Мысленно твердила — «ну не убьет же он тебя? Попугает и отпустит», а сердце кричало — «топи, Васька, этот мерзавец места живого на тебе не оставит, вспомни его перекошенное от злости лицо». Вот и топила изо всех сил, параллельно ища глазами хоть какое-то потайное место, где он бы меня не нашел.

Топот ног за спиной становился все громче. Еще секунда, и мне конец. Рядом с находящейся в трех метрах от меня оконной нишей виднелась замаскированная под цвет каменных стен дверь, что вела в небольшую подсобку, где хранились тряпки, швабры, и другая, необходимая для уборки атрибутика.

Приблизившись, я схватилась за ручку, намереваясь спрятаться внутри, но внезапно наступила оглушающая тишина. Где-то на уровне инстинктов стало понятно, что Матвей находится за спиной. Так близко, что я даже дверь открыть не успею, тут же буду прижата к ней лицом.

Резко развернувшись, я уперлась взглядом в обнажённую грудь нависавшего надо мной Белорадова, который, глубоко дыша, не сводил с меня немигающего взгляда и молчал. И это молчание, надо признаться, было страшнее любых криков или угроз. Кондратий приобнял так, что свело зубы, а желудок подпрыгнул к горлу.