Сага о реконе - Валерий Большаков

Завидя Щепотнева с Васнецовым, он остановился и всего лишь приподнял бровь. Этого оказалось достаточно – рекрут с проводником замерли в почтительном отдалении.

– Чего надоть? – сурово спросил старший.

– Нам бы Хранителя увидеть, – сказал Васнецов искательно.

– Романуса, – подсказал Семен.

– Хранителя Романуса.

Старший стражник хмыкнул.

– Хранитель Романус отбыл по делам, будет только послезавтра, – подумав, он добавил, будучи в хорошем настроении: – Спрошу Хранителя Корнелиуса.

Повернувшись кругом, он скрылся за створкой высоких дверей, ведущих в Башню.

– Интересно, – пробормотал Щепотнев, – откуда они вообще берутся?

– Кто? – не понял Васнецов. – Стражники?

– Хранители.

– А-а… Так они все из Регуляторов. Самых таких заслуженных. Хранителей всего двенадцать, по числу порталов в здешнем… хм… терминале. Если, скажем, кто из них помрет или просто решит отойти от дел, Хранители сходятся на совет, чтобы выбрать из числа Регуляторов самого достойного. Вызывают его и, если тот согласен, делают его Наблюдателем. Наблюдатель имеет право голоса, но всякое вмешательство ему запрещено. Вот наберется опыта и станет полноправным Хранителем.

– Идут! – оборвал его Шимон.

Из Башни вышел давешний страж, а за ним следом шествовал высокий человек в черной мантии. На его бледной щеке розовел шрам в виде буквы «Х».

Неторопливо подойдя, шрамолицый сказал не здороваясь:

– Какие-то проблемы, рекрут?

Голос его был холоден и лишен приязни, но именно это и раззадорило Щепотнева.

– Никаких проблем, Хранитель! – ухмыльнулся Шимон. – Просто нам было сказано, что увидим мы эпоху викингов в натуре послезавтра в полдень, но я вот наставника нашел и хотел бы туда прогуляться сегодня с утра. Это возможно?

Корнелиус внимательно посмотрел на него и усмехнулся.

– Вообще-то ваша миссия в ведении брата Романуса, однако… Почему бы и нет? Прогуляйся. Но помни: портал будет открыт в течение десяти суток максимум, дольше не позволяют законы физического времени. Ты сможешь сколько угодно раз уходить в прошлое и возвращаться сюда, но на одиннадцатый день рискуешь задержаться во фьордах на месяц, а то и на два. Я понятно выражаюсь?

– Вполне.

– Слушай дальше. Задерживаться в Норэгр не стоит – сначала нужно доказать, что ты достоин звания Регулятора. Вот тогда отправляйся в прошлое хоть на всю жизнь. И еще. Рекрутам мы никаких заданий не даем, только рекомендации, исходя из опыта. Совет один: тебе следует либо попасть в дружину к кому-либо из местных ярлов, что очень сложно, либо пристроиться к тамошнему бонду. Как перевести?.. Бонды – это вольные землепашцы, кулаки, которых конунги стараются не обижать. Я понятно выражаюсь?

Щепотнев кивнул.

– Тогда идемте.

Хранитель развернулся, направляясь к Башне.

Стража почтительно расступалась перед ним, не обращая на рекрутов никакого внимания.

– Это и есть Терминал? – спросил Семен приглушенно.

– Он самый, – подтвердил Васнецов.

Хранитель, видимо слышавший все, фыркнул только.

Щепотнев с любопытством огляделся, замечая то, что не углядел вчера.

Нижний ярус Башни не был сложен из каменных глыб, как ему показалось, а представлял из себя монолит.

Заметив интерес Семена, Хранитель усмехнулся.

– Раз твой наставник молчит, – сказал он, – объясню я. Там, где мы стоим, находилась пещера. Люди обжили ее еще двадцать тысяч лет назад, попадая внутрь через порталы. В древности, задолго до Египта и Шумера, стены грота выровняли, а непрочные своды убрали вовсе, надстроив башню. Пещера и входы в нее – это и есть то, что ныне называют Терминалом. Башня – всего лишь декор, ненужный, на мой взгляд. По мне, так лучше бы оставить пещеру нетронутой. Я понятно выражаюсь?

– До меня дошло, – улыбнулся Шимон.

– Это радует, – сухо сказал Корнелиус, отпирая сводчатую дверь из позеленевшей бронзы с накладками и заклепками.

Почему-то Щепотнев ожидал скрипа, но тяжелая створка, подвешенная на пудовые петли, открылась совершенно бесшумно.

– Ступайте.

Васнецов как наставник юркнул первым. Семен шагнул следом.

Оглянувшись, он увидел Хранителя, стоявшего за порогом.

– Узнаю в тебе, рекрут, себя самого, – сказал Корнелиус задумчиво. – Что ж… Удачи. И постарайся сдерживать свои страсти! В 870-м году сие… чревато. Я понятно выражаюсь?

– Вполне, – серьезно ответил Щепотнев.

Хранитель кивнул и закрыл дверь. Грюкнул замок.

Вздохнув, Семен двинулся тесным проходом, узким и высоким, как расселина.

И вышел.

Он смотрел вверх, где распахивалось пронзительно синее небо, светило яркое, хотя и не слишком-то жаркое солнце, плыли реденькие облачка.

Опустив глаза, Шимон мысленно ахнул.

Перед ним расстилался обширный луг, покато уходивший к краю пропасти, за которым открывался умопомрачительный простор – колоссальное синее зеркало фьорда, склоны гор, выраставших из воды и поросших соснами, седые косы водопадов, ниспадавших с крутых скал, а еще дальше, за устьем фьорда, блестело и переливалось море.

У самого берега зеленели щетинистые нашлепки островков-шхер, за ними незримо шумели и плавно переваливались океанские валы, а к северу таяли в дымке суровые горные хребты.

Луг, который попирал Щепотнев, располагался так высоко, что морские орлы, реявшие над гладью фьорда, описывали свои круги под ним, и он смотрел на них сверху.

Громадность мира впечатлила Семена настолько, что он задыхался, и даже свежий ветер, пахнувший солью, йодом и водорослями, не унимал волнения.

– Красота-то какая! – послышался у него за спиной голос Васнецова. – Лепота!

– Да уж… – выдохнул Щепотнев. – Это даже не Норвегия!

– А это не совсем Норвегия.

– Норэгр!

– Слухай, Сема, – примирительно заговорил Скальд, – а тебе не все равно, чего тут и где? Викинги тут! Ясненько? Знать бы еще, какой к тутошнему ярлу подход искать.

– А ярл – это кто? Вроде как граф местный?

– Скорее, как князь. А есть еще хевдинг, или, правильнее, хёвдинг – это вождь, у него тоже дружина водиться может. Хевдинг – это не титул, а как бы почетное звание, по наследству он не передается. Хевдинга выбирают. Правда, конунга, то бишь короля, тоже выбирают, но тут уж точно титул.

– Ясно.

Нетвердо ступая, Щепотнев пошагал вперед по еле заметному скату.

Под ногами путались карликовые берёзки, стелившиеся по земле, качались на стебельках незнакомые синие цветочки, прорастала трава-мурава.