Маэстра - Л. Хилтон

– Теперь вы возьмете на мое место Анджелику? – спросила я таким обиженным, детским голосом, что даже самой стало противно.

– Это тебя не касается. А теперь будь добра покинуть помещение!

Я подняла залитое слезами лицо и посмотрела ему в глаза. Каково это – проснуться утром и не пойти на Принс-стрит? Не войти в прохладное фойе, не коснуться шершавых резных перил знакомой лестницы? Я упустила свой шанс. Мне удалось ненадолго заглянуть за ворота запретного сада, пусть ненадолго, но все-таки на какое-то время я стала частью того мира и каждый день поднималась еще немного выше. Я подумала о том, как мне снова придется рассылать резюме и что из этого выйдет. Я все испортила. Потеряла контроль. Я позволила себе хотеть слишком многого, хотеть слишком сильно, я поступила опрометчиво! Дура, дура, дура! Я позволила себе не злиться на всех и вся, а сыграть в Поллианну, наивную дурочку, которая решила взять и помочь всем несчастным детишкам! Гнев всегда помогал мне, а я позволила себе избавиться от него! Гнев помогал мне держать голову высоко и не вешать нос, гнев помогал мне выдерживать агрессию и презрение. Гнев помог мне поступить в университет после заштатной общеобразовательной школы, он был моей силой и утешением. На мгновение я испытала это раскаленное добела, жгучее ощущение внутри себя и представила себе окровавленное лицо Руперта, склонившегося в три погибели над компьютером. Ну давай, соблазнял меня Гнев, всего разочек, ну же! На моем дипломате на углах были латунные замки, и я представила себе, как от души двину этой сволочи в висок, но до этого доводить не обязательно. Кулаки и челюсти непроизвольно сжались, на руках выступили вены, мне хотелось вцепиться ему в горло. Руперт пристально наблюдал за мной, и в его глазах мелькнула тревога. Вот и все, этого-то мне и было надо!

– Знаете, что я вам скажу, Руперт, – невозмутимо произнесла я, – вы настоящий сукин сын! Толстожопый, бесталанный сукин сын, который мнит себя пупом мира!

– Убирайся отсюда! – побагровел он, и в этот момент я перестала понимать, кого из нас я презираю больше.

Чтобы как-то наладить отношения с собственным Гневом, я решила, что нам стоит напиться. Гнев – отличный собутыльник, не отставал от меня ни на бокал. К приходу Джеймса я приговорила с другим клиентом почти две бутылки «Болле», и на этот раз пила по-честному. Не удосужившись попрощаться с очередным клиентом, я встала и ушла, оставив того сидеть с открытым ртом, а сама плюхнулась на диван рядом с Джеймсом, и Карло тут же достал нам бутылку «Кристаля».

– Сегодня я, пожалуй, выпью, если ты не против.

– Тяжелый денек выдался? – спросил он, и я согласно кивнула.

Иногда бывает, что напиваешься на радостях, но сегодня не тот случай. Я ощущала себя холодной, циничной сукой. Подняв бокал, я произнесла какой-то ничего не значащий тост. Да, это все, конечно, неприлично, но мы с Гневом, в конце концов, не просто так приходим в бар последней надежды.

– Джеймс, давай начистоту. Сколько ты готов заплатить за то, чтобы меня трахнуть?

– Секс за деньги меня не интересует, – ответил он, посмотрев на меня сначала с удивлением, а потом с легким отвращением.

– Почему? Разве деньги важнее секса?

– Лорен, что случилось?

Если бы все происходило в кино, то сейчас как раз начался бы монтаж: водоворот воспоминаний, маленькая Джудит оканчивает школу, полумертвая от усталости Джудит приходит домой с работы, корпит над каталогами, Руперт увольняет Джудит, и по ее щеке сбегает одинокая слезинка, а потом она оказывается в каком-то занюханном подвале и с удивлением понимает, что этот мерзкий толстяк – ее последняя надежда. Та Джудит встала бы, вежливо улыбнулась и легкой походкой направилась навстречу своему светлому будущему, потому что она ни на что не готова променять свою свободу. Что ж, сказку о том, чтобы все начать с чистого листа, я слышала не единожды. Если я рождена для другого, то, по крайней мере, сделаю все как надо. Мы с Гневом на многое способны.

Я позволила давно сдерживаемым слезам выступить на глазах, так чтобы они соблазнительно поблескивали на кончиках ресниц, делая их похожими на лепестки гиацинта после дождя, нижняя губа чуть-чуть задрожала, но я тут же прикусила ее и взглянула на Джеймса снизу вверх:

– Джеймс, прости меня… Это было так пóшло с моей стороны… Просто это место… Я не хочу, чтобы ты считал меня такой… Я проверяла тебя. Понимаешь, ты такой замечательный, а я… Я просто…

Даже такое раздутое до раблезианских масштабов эго, как у Джеймса, не устоит перед словом «любовь», поэтому для начала я решила просто всплакнуть. Надо сказать, особых усилий от меня не потребовалось. Джеймс протянул мне белоснежный носовой платок, от которого пахло стиральным порошком, и я вспомнила, как мама, в моменты просветления, купала меня, а потом заворачивала в чистое белое полотенце, от которого пахло точно так же, и вот тут я зарыдала по-настоящему. Потом я рассказала Джеймсу, что напугана, так как лишилась работы в арт-галерее, а когда он сказал, что, возможно, мне стоит съездить куда-нибудь на выходных и отвлечься, притворилась, будто никогда не была на юге Франции, сказала, что это было бы просто чудесно, но надо взять с собой мою подругу – ну, чтобы он понял, Лорен не из таких! Ну или, по крайней мере, не совсем. Я шептала что-то сбивчивое и позволяла ему убеждать меня в обратном. На самом деле подругу я приплела, разумеется, именно для того, чтобы оказаться с ним в одной постели. Тем более вдруг он предпочитает секс втроем – надо быть во всеоружии. Мне достаточно было всего лишь намекнуть, что мое согласие стоит примерно три тысячи фунтов, надо же мне как-то перекантоваться, пока не найду работу. Наконец он ушел, оставив на столе тысячу фунтов – стоимость двух билетов до Ниццы, я подошла к Мерседес и сообщила ей, что мы отправляемся отдохнуть на Ривьеру.

– Господи, Джуди, – восхищенно вздохнула она, – ты на кокс его подсадила, что ли?!

8

Некоторое количество пятидесяток, полученных от добряка Джеймса, я потратила на экипировку для поездки. Купила в маленьком магазинчике в Мэрилебоне коричневую дорожную сумку из плетеной кожи и дамскую сумочку в комплекте – вполне могло сойти за «Боттега Венета», бикини на завязках «Эрес», темные очки «Том Форд» и бирюзово-бежевый шарф «Вуиттон Спрауз». Когда мы вышли из самолета в Ницце, я с удовлетворением отметила, что эти аксессуары сделали меня похожей на многих других женщин, приехавших сюда отдохнуть на выходные: идеально ухоженная, но при этом без видимых приложенных для того усилий. Мерседес, с которой мы договорились называть друг друга клубными именами, чтобы не выдать себя, выглядела на удивление сдержанно – простые джинсы и белая футболка. Джеймс ждал нас в кафе в терминале прибытия. С глубоким вздохом я посмотрела на его огромный, ставший уже привычным живот и пятна пота на бледно-розовой рубашке. Да, он, конечно, толстый, но неужели нельзя хоть немножко привести себя в норму? Наверное, так проявлялось его самомнение, как будто он настолько богат, что может позволить себе наплевать на мнение о нем других людей, что на самом деле так и было. Внезапно мне отчаянно захотелось вернуться в свою жуткую квартирку, туда, где я провела столько времени, строя планы, мечтая, укрывшись от всех в своем вымышленном мирке и убедив себя в том, что желанное будущее непременно настанет. И вот будущее настало. По крайней мере на ближайшие несколько месяцев, если мне не удастся придумать что-нибудь получше, мое будущее – Джеймс. Я смогу, уговаривала я себя, должна смочь! Главное – держать себя в руках.