Маэстра - Л. Хилтон

Обратно я шла вдоль торговой галереи «Аркада Берлингтона», заглядываясь на витрины магазинов кашемира и очаровательные шкатулки с макарони в кондитерской «Ля дюре». Подумала, что на заработанные в клубе деньги можно будет купить какой-нибудь хороший классический свитер. Однако что-то все же не давало мне покоя. 1300 гиней – довольно внушительная сумма по меркам 1905 года, однако из-за шумихи, которая поднялась в отделе по поводу Стаббса, про минимальную цену никто даже не спросил. Поднапрягшись, я вспомнила, что на последней странице каталога мелким шрифтом была обозначена цена восемьсот тысяч. Но это же бред! Если картина и вправду подлинная, то с какой радости Руперт назначил за нее такую низкую стартовую цену?!

Когда я вернулась в отдел, на месте была только Фрэнки, с аппетитом уплетавшая огромный сэндвич с сыром из какой-то жуткой забегаловки в «Краун пассаже». На улице, как всегда, было влажно, я сразу заметила, что от куртки, накинутой на спинку кресла, разит лабрадором, и тут же прониклась к секретарше особой нежностью.

– Фрэнки, – спросила я, – ты, случайно, не помнишь, куда положила записи, которые я привезла из Уорминстера пару-тройку месяцев назад? Насчет Стаббса?

– Наверное, попали в материалы для подготовки аукциона. Руперт прямо в восторге!

– Да-да, конечно… Я просто хотела взглянуть одним глазком.

Фрэнки протянула руку к одному из стеллажей, сняла с полки толстую папку, пролистала и покачала головой:

– Не-а, нету. Только записи Руперта и фотографии после чистки. Поискать?

– Да нет, не надо. Извини, что отвлекла тебя в обеденный перерыв.

И все-таки что-то с этой картиной не так! Заглянув в офисную телефонную книгу, я переписала нужный номер, заперлась в кабинке нашего обшарпанного туалета и позвонила. К телефону подошла миссис Тайгер. Я не имела чести познакомиться с ней: во время моего визита она гостила у сестры в Бате, что, в принципе, меня не очень расстроило, поскольку мы с Тайгером смогли отправиться на экскурсию в конюшни. Голос у миссис Тайгер звенел как колокольчик.

– Добрый день, это Джудит Рэшли. Несколько месяцев назад я приезжала к вам в Уорминстер, поскольку ваш муж любезно позволил мне взглянуть на картину с лошадьми.

– Ах да. Что ж, нам было приятно оказать вам услугу. Чем могу быть полезна?

– Вы, должно быть, очень довольны результатами оценки?

– Ну как вам сказать, в глубине души мы и сами не особенно верили, что это подлинный Стаббс. Хотя тот парень все равно предложил нам отличные деньги.

– Покупатель?

– Ну, тот мужчина, который заезжал за ней.

– Конечно, – торопливо сказала я, – Руперт!

– Нет, – помолчав, отозвалась миссис Тайгер, – кажется, его звали по-другому…

– Неужели? Конечно я ошиблась, – попыталась я скрыть замешательство, – что ж, я просто хотела убедиться, что у вас есть наши контакты на случай, если вы захотите, чтобы мы взглянули на другие картины. Мы любим работать с постоянными клиентами!

– Было очень мило с вашей стороны посоветовать нам обратиться в другую галерею.

– Да-да… Без проблем. Не стану больше отрывать вас, но вы, случайно, не помните имя человека, который приезжал за картиной?

– Нет, а что? – спросила она голосом, по которому было слышно, что разговор ей изрядно надоел.

Я пробормотала что-то невнятное, с кучей профессиональных терминов, поблагодарила ее, повесила трубку, присела на крышку унитаза и задумалась. Миссис Тайгер ничтоже сумняшеся заявила мне, что картина не подлинник. Она продала ее за хорошие деньги и радовалась, что выручила круглую сумму за подражателя великого Стаббса. А теперь наш отдел собирается выставить на аукцион эту же самую работу!

Я еще раз взглянула на макет каталога: картина по традиции должна была фигурировать с пометкой «Из частной коллекции». Коллекционером я, разумеется, сочла мистера Тайгера, а выходит, это кто-то другой. История Руперта никак не противоречила тому, что я раскопала в их архиве: картину неправильно оценили, поэтому, видимо, именно тот загадочный парень, купивший ее у Тайгеров, и догадался, что имеет дело с подлинником, а теперь решил продать картину через нас. Что ж, Тайгерам не повезло, но я совершенно не собиралась ставить их об этом в известность, я же не дура. Если парень обвел их вокруг пальца, мы тут ни при чем – он честно заплатил цену, на которую те сами согласились, и имеет полное право снимать сливки. Но все-таки что-то во всей этой истории было не так… Меня охватило беспокойство, странное предчувствие, которое не покидало меня до тех пор, пока около трех в отдел наконец не прошествовал Руперт, явно имевший удовольствие со вкусом отобедать, и не пробормотал что-то насчет затянувшейся встречи в «Бруксе». В «Бруксе», кстати, персонал раздает подушки клиентам, если те захотят вздремнуть в библиотеке после обеда.

– Увидимся вечером, Анджелика, – сказал он, направляясь к выходу.

– Ага, Руп, увидимся, – отозвалась та, не отрывая глаз от смартфона, – видимо, опять строчила свои эсэмэски.

Только я успела подумать о том, где это они увидятся вечером, как Руперт подошел к моему столу и стал рыться в своем портфеле.

– Э-э-э… Джудит, я тут подумал, может быть, тебе будет интересно, – сказал он, протягивая мне внушительных размеров конверт. – Анджелика тоже пойдет. Немного светской жизни не повредит. Выглядеть надо на пять баллов!

– Постараюсь, Руперт!

– Не сомневаюсь. Ты всегда… э-э-э… хорошо выглядишь! Тогда увидимся!

Конверт я вскрыла не сразу, чтобы Анджелика не подумала, что я не знаю, о чем идет речь, но когда наконец открыла его, то не смогла сдержать довольную улыбку. Руперт вручил мне приглашение на прием Тентисов в галерее «Серпентайн». «Тентис и Тентис» – огромное архитектурное бюро, недавно закончившее большой проект в Сити, в рамках которого были построены самые дорогие квартиры во всем Лондоне. Бульварные журналы в «Гштаде» пестрили новостями об этом событии. Руперту удалось сбагрить им целую партию картин восьмидесятых годов, оставшихся после недавних аукционов, и те украсили ими стены миллионеров. Я целую неделю просидела, собирая провенанс на всю эту мазню. Прием устраивали в честь грядущего сотрудничества с арт-ярмаркой «Фриз мастерс». Руперт сам меня туда пригласил! Там будут фотографы – значит, возможно, мое фото увидят девочки из клуба, а может, даже мои потаскухи-одноклассницы!

Внизу плотной классической пригласительной карточки кремового цвета значилось: «Дресс-код: вечернее платье». Платья в пол у меня не было, но в таких делах экономить противопоказано! Остаток дня я смотрела на часы и, как только пробило пять, побежала в банк на Пикадилли, потом взяла такси, а к шести уже вернулась домой, заехав по пути в «Харви Николс», счастливой обладательницей минималистичного черного платья в пол от Ральфа Лорена, которое закреплялось на одном плече практически невидимой золотой цепочкой. Платье стоило нереальных денег, но я старалась об этом не вспоминать, может, потом надену его в клуб. Меня совершенно не волновало, что Руперт думает о моем чувстве стиля, но мне впервые выдалась возможность завязать контакты с серьезными людьми, а значит, я должна выглядеть безукоризненно!