Поздний расцвет. Как взрослым добиться успеха в мире, одержимом ранним развитием - Рич Карлгаард

В 1933 году на пост президента Гарвардского университета вступил Джеймс Брайант Конант, который активно протестовал против ярко выраженного неравенства. Его семья не относилась к богачам Восточного побережья. Отец Конанта был торговцем и владел гравировальной мастерской. Несмотря на хорошие оценки, Конант чувствовал себя гражданином второго сорта среди студентов, происходивших из богатых семей. Это чувство преследовало его даже на посту президента Гарварда. Богатенькие мальчики жили совершенно иначе, и это бесило его. Как наблюдал Леманн, «богатые молодые люди в Гарварде вели жизнь, отличную от современных студентов. В то время как четверть населения Америки не имела работы и находилась в отчаянном положении, эти юноши имели отдельные квартиры, обслуживаемые дворецкими и горничными. В Бостоне их называли «золотой молодежью». Обычно они не утруждали себя посещением занятий и изредка появлялись на семинарах в конце семестра, чтобы иметь возможность сдавать экзамены».

Конант намеревался разрушить классовую систему Гарварда до основания. Чем можно было заменить главенство богатых и знатных? Он полагал, что на смену придет другая аристократия – интеллектуальная знать. Идея была не новой – Конант почерпнул ее из «Республики» Платона. Она уже применялась, и с большим успехом, в Китае. В VI веке высокопоставленные китайские чиновники, так называемые мандарины, выбирались по результатам экзаменов.

Однако у этой идеи имелись и американские корни. Томас Джефферсон доказывал, что аристократия – не столько унаследованные привилегии, сколько «заслуги». Изобретатель и мыслитель, он предложил устройство, названное «антропометром», – для измерения заслуг человека. «Я бы хотел, чтобы каждого оценивали и определяли его место», – писал он.

Может быть, президентом Гарварда и двигало классовое негодование, но особую силу ему придавало ощущение моральной правоты. Конант нашел союзника в лице декана Генри Чаунси. Его дед был нью-йоркским аристократом, но в результате мошенничества семья потеряла свои деньги. Когда родился Генри, его родственники уже жили в благородной бедности на зарплату священника. Чаунси не мог позволить себе Гарвард и поступил в государственный университет Огайо, который в то время был рассадником психологических идей. Он увлекся ими, а потом перевелся в Гарвард со стипендией мецената. Там он занялся психологией и ее новым направлением – измерением интеллекта.

Два гарвардских революционера, Джеймс Конант и Генри Чаунси, продвигали SAT как орудие против ленивой аристократии. Их усилия были направлены на то, чтобы сделать тест непременным атрибутом американской жизни. Конанта и Чаунси миновало увлечение евгеникой, и их политика не была основана на социал-дарвинизме и расизме. Они остались реформаторами левого толка в эпоху Франклина Рузвельта.

В частности, Конант был убежден, что тестирование для определения IQ жизненно необходимо для национальной безопасности Америки. В 1940 году он вошел в Национальный исследовательский комитет по вопросам обороны США, а в 1941-м стал его председателем и оставался на этом посту во время Манхэттенского проекта, который завершился созданием атомной бомбы в 1945 году. Конант даже присутствовал на первом в мире испытании ядерного оружия под названием «Тринити» на полигоне Аламогордо (штат Нью-Мексико), 16 июля 1945 года, и стал свидетелем первого атомного взрыва.

В отличие от Карла Бригхэма, изобретателя SAT и антисемита, Конант видел, что евреи – беженцы от нацистского режима вносят неоценимый вклад в успех Манхэттенского проекта. Опасный антисемитизм Гитлера и политика нацизма заставили ведущих немецких физиков бежать из страны прямо в объятия американцев. Так, благодаря нацизму Штатам удалось обрести нешуточное интеллектуальное преимущество.

Конант знал, что Америке может больше так не повезти. Поэтому он стал еще более активным приверженцем идеи тестирования для определения IQ каждого американского ребенка. Это позволило бы выявлять и поддерживать талантливых математиков, физиков и инженеров из бедных семей, национальных меньшинств и сельских районов. Конант верил, что дело национальной безопасности зависит от применения теста по определению IQ.

Повсеместное распространение SAT продолжалось и быстро оказало свое влияние на американскую культуру. В начале 1950-х годов Гарвард и другие университеты Лиги Плюща все еще давали привилегии детям из элитных семей Северо-Востока и тем, кто окончил их подготовительные учреждения. Но в 1960-х годах евреи и дети из маленьких городков, хорошо сдавшие экзамен, начали просачиваться в учебные заведения привилегированной Лиги. Вскоре за ними последовали афроамериканцы, американцы азиатского происхождения и представители других этнических меньшинств.

В период между 1950-ми и 1990-ми годами SAT стал входным билетом в элитные университеты, а не принадлежность к старой аристократии. Естественно, чем важнее становился SAT, тем больше появлялось курсов по подготовке к нему. Удивительно, но в 1990-х газета Washington Post получала доходы не от периодических изданий, а как раз от таких курсов – Kaplan Testing Services. В это же время вокруг тестирования разгорелись активные споры, в частности, о том, следует ли предоставлять отсрочку от армии (в то время шла война в Корее) успешно сдавшим, а также, согласно опасениям Карла Бригхэма, не является ли SAT дискриминацией в отношении малоимущих этнических меньшинств. В конце концов наиболее серьезные доводы против экзамена и мании тестирования в целом выдвинули его бывшие защитники, например, сам Льюис Термен.

* * *

Сегодня, когда тестирование для определения интеллекта, способностей или типа личности проникло во все аспекты американской жизни, трудно себе представить, что его раньше не существовало. Человека могли считать вундеркиндом или заторможенным, умным или глупым, талантливым или просто трудолюбивым, но не было никакого эмпирического критерия, по которому его можно было сравнивать с другими и ранжировать. Тест Стэнфорда – Бине, придуманный Льюисом Терменом, не просто был таким критерием – он стал предвестником оценок на экзаменах и за естественные способности, и за приобретенные знания. Сегодня в Соединенных Штатах найдется немного людей, которые не проходили хотя бы тест на определение IQ или личных качеств, не сдавали в рамках образовательной программы экзамен, подобный SAT или ACT в старших классах, GRE, MCAT или LSAT в колледже.

Все эти испытания – не только потомки изобретения Льюиса Термена, но также плод его ревностных усилий по внедрению стандартных тестов во всех слоях населения, введения их во всех важнейших национальных институтах, в том числе на гражданской службе. Однако Термен был не просто защитником IQ – он был и главным его исследователем.

В 1921 году он организовал исследование одаренных детей под названием «Terman Study of the Gifted» – первое и на сегодняшний день самое длительное в психологии изучение индивидуумов, получивших высокие оценки в тесте для определения IQ. Вооружившись поддержкой помощников, Термен прочесал государственные школы Калифорнии, чтобы найти тысячу одаренных детей. В результате ученые выделили более пятисот человек, рожденных между 1900 и 1925 годами. Среди них было немного больше мужчин, в основном белых, и происходили они из среднего класса.