Охотник за мечтой - Лаура Кинсейл

Сидя возле Бен Дирра, Селим держал его, когда тот начинал метаться в мучениях. Нога у шаммари распухла и сильно побелела, и когда поздно ночью он в конце концов впал в смертельное забытье, Арден подумал, что Бен Дирра не доживет до утра.

Арден удерживался от питья, чтобы сэкономить воду, и с отвращением смотрел на обед, состоявший из хлеба и фиников, не в силах есть из-за жажды и оставшегося во рту тошнотворного вкуса. Он попытался лечь и заснуть, но продолжал прислушиваться к затрудненному дыханию Бен Дирра, ожидая, что оно сейчас остановится. Селим всю ночь не отходил от шаммари ни на шаг, он неподвижно сидел рядом с умирающим.

В конце концов Арден отказался от попыток заснуть и, выйдя под свет ясных звезд, остановился возле верблюдов, глядя на юго-восток. «Бесконечная пустыня ярко-красных песков», – лаконично сообщали карты – и больше ни слова. Пустыня и звезды; там, где кончались звезды, начиналась пустыня – все, что он мог видеть.

– Я смогу найти дорогу, – проговорил Арден, почувствовав, что Селим тоже вышел и молча стоит у него за спиной. Обернувшись, Арден заметил, что хотя лицо мальчика едва различалось при свете звезд, но на нем читается сомнение. – Я обещал, что отвезу тебя в Англию, и сдержу слово. – Ему почудилось, что мальчик хотел сказать иншаллах – благочестивое арабское замечание по поводу будущего.

– Я знаю, что сдержите, – тихо отозвался мальчик. – Я принес вам воды.

– Сохрани ее, – сказал Арден, хотя его так мучила жажда, что он мог одним глотком осушить всю кружку. – Мы должны растянуть ее.

– Это моя порция. – Селим протянул ему кружку. – Я выпью верблюжьего молока.

– Нет.

– Будет лучше, если вы послушаетесь меня в том, что касается воды и пищи, милорд. Я видел, что делают европейцы. Они сначала отказываются от всего. А когда больше не могут вытерпеть, растрачивают больше, чем нужно, потому что не способны к правильной оценке.

Немного помедлив, Арден взял кружку и обнаружил, что она содержит всего несколько глотков. Он выпил, и затхлая жидкость с запахом верблюда стала амброзией для его языка. А потом Селим подал ему хлеб и финики, которые из-за жажды и тошноты Арден не съел за обедом, теперь же они показались ему вполне съедобными.

Они не стали задерживаться, хотя Бен Дирра всю ночь пролежал в коме. Перед рассветом они привязали его к самому большому верблюду, накрыв его голову куффией, чтобы защитить от солнца, и отправились в путь, как только стало настолько светло, что можно различить показание компаса.

Арден прокладывал курс по компасу, а Селим, снуя взад-вперед, осматривал дюны, чтобы найти самый легкий путь; он поднимался на вершину одной дюны, обегал основание другой, и наконец, когда не оставалось иного выбора, они с трудом взбирались прямо по круче.

В первый день Арден начал думать, что все будет хорошо, если они не пропустят Джубби. На второй день песчаная местность изменилась, и им требовалось все чаще и чаще взбираться на дюны или опасно далеко отклоняться от направления, указываемого компасом. Пока Селим занимался разведкой, Арден вел двух верблюдов, которые ослабли, стонали и рычали, когда он погонял их. Он добрался к месту, которое Селим выбрал для стоянки, дрожа от усталости, в которой не хотел сознаваться.

Бен Дирра все еще был жив. Его нога распухла и почернела, а лицо покрылось пятнами. С наступлением ночи у бедуина начались галлюцинации, он громко кричал, и Селим, сев рядом с ним, попытался напоить его. Арден отдыхал, покорно глотая еду, которую дал ему Селим, и у него появилось такое ощущение, что он жует древесину. Арден так устал, что уснул сидя, и ему снилось, что с небес спустился ангел и поет прямо над ним, издавая самые чудесные звуки, которые он когда-либо слышал в своей жизни, подобные светлым, парящим звукам церковного гимна. Проснувшись среди ночи, он почувствовал, что его щека прижимается к теплому песку, и в слабом свете тлеющих углей увидел, как Селим по капле вливает воду в рот Бен Дирра. На рассвете Ардена разбудили стоны шаммари. Во время завтрака из заплесневелых фиников и верблюжьего молока, который подал ему Селим, Арден нашел в своей сумке пузырек с настойкой опия и капнул три капли в воду для больного. Когда Селим направился нагружать верблюдов, Арден забрал из рук мальчика поклажу.

– А ты вообще спал? – хрипло спросил он.

– О да. Я привык по ночам служить своей хозяйке.

Казалось, Селим чувствовал себя в пустыне как дома, он доил верблюдицу и босиком ходил по раскаленному песку, и Арден начал бояться, что он больше, чем простой бедуин. Леди Эстер слыла неисправимой любительницей бессонных ночей и раздраженно требовала, чтобы слуги всегда были при ней. Арден вспомнил ночи, которые просиживал вместе с ней, попивая чай и поглощая еду, которую она приказывала подавать. И внезапно ему пришла мысль, что Селим – один из тех безмолвных, покорных слуг, которые склонялись тогда перед ним. От такой мысли ему стало не по себе, и он, решив, что мальчик не должен взваливать на свои плечи столько работы, приказал Селиму сесть и сам закончил навьючивать верблюдов. Селим покорно сел и взялся за молоко. И снова Арден сделал неожиданное для себя открытие – уже два дня он не видел, чтобы Селим ел хлеб или финики, мальчик питался только верблюжьим молоком. Оно полезно, в голодные годы бедуины переживали лето за счет верблюжьего молока, но в мертвых песках, где не было пастбищ, единственная верблюдица давала не больше одной-двух пинт в день, и большую часть этого Арден сам выпивал за завтраком.

– Черт побери, Селим, – закричал он на мальчика, – если ты еще похудеешь, я предоставлю ветру унести твои кости!

– Простите, Эль-Мухафи. – Мальчик с изумлением взглянул на него, не понимая, в чем провинился.

– Жалкий звереныш!.. – с жестокой несправедливостью проворчал Арден.

Он отчетливо сознавал, что без Селима ему нечего было бы надеяться на выживание, и, закрепляя на верблюде поклажу, резко затянул кожаный узел. Безосновательное раздражение мучило Ардена все утро, но к середине дня его эмоции перегорели, и, когда он погонял верблюдов вперед, утопая в песке, в нем уже не оставалось ничего, кроме стука собственного сердца в ушах. Шерстяные носки Ардена протерлись, и теперь каждый шаг причинял ему пронзительную боль в пятках. По окончании действия опиума Бен Дирра начал беспрерывно стонать и шептать непонятные молитвы. Проваливаясь в песок, который обволакивал ноги Ардена до лодыжек и захватывал в плен, Ардену приходилось еще толкать верблюдицу, которую Селим тянул вперед за веревку. Она рычала и не желала идти дальше. Еле добравшись до вершины, животное не могло унять дрожь от изнеможения. Впереди Арден не увидел ничего, кроме красного песка, – бесконечные песчаные волны до самого горизонта. В ушах у него звенело, он опустился на колени, чтобы свериться с компасом, но шкала расплылась у него перед глазами, и Арден прислонился к стоявшему рядом с ним Селиму.

Всего лишь на секунду, чтобы чуть-чуть передохнуть, подумал Арден. Мальчик терпеливо стоял, поддерживая его, и Арден чувствовал учащенное, затрудненное дыхание Селима.