Красное бикини и черные чулки - Елена Яковлева

— Привет! — бросила она мне на ходу, чуть не захлебываясь от избытка эмоций, сообщила, что «Краснопольский в курсе», и всей своей массой надвинулась на следователя Кошмарова. Тот невольно отшатнулся. — Видите, что творится? — Жанка ткнула пальцем в барахло маньяка, разложенное на столе. — Вы должны ее защитить! — Тем же самым пальцем она больно пихнула меня в левый бок.

Жанкино явление произвело на Кошмарова крайне неприятное впечатление. Он поморщился, бросил на меня злющий взгляд и отступил к стене, выставив вперед правую руку, не иначе атаку отражать изготовился.

— Гр-ражданка Хвостова, я вас попрошу! — предупредил он, заметно меняясь в лице. — Только без ваших штучек!

Я покосилась на Жанку с некоторым уважением — надо же, как она его, — а вот упоминание загадочных Жанкиных штучек меня несколько озадачило. Что это, интересно, она такое выкинула, а главное, когда?

— Хорошо, хорошо, — послушно закивала Жанка и приблизилась к взъерошенному следователю Кошмарову еще на полкорпуса.

— Ни шагу дальше! — неожиданно выкрикнул он фальцетом, бешено вращая глазами. Того и гляди в окошко выпрыгнет.

Минуты две я наблюдала эту дикую сцену с ошарашенным видом, а потом вскочила и коршуном бросилась на Жанку. Жанка дернулась и обмякла.

А Кошмаров, устыдившись своей слабины, с опаской вернулся к столу и вытер носовым платком вспотевшее лицо:

— Ну знаете ли, давайте все-таки без спецэффектов сегодня, хорошо?

И эта почти слезная просьба предназначалась все той же Жанке.

— Не бойтесь, я ее держу, — заверила я следователя, хотя по-прежнему не очень хорошо понимала, от чего его так трясет.

— А я и не боюсь. — Он нервно дернул плечом. — Просто терпеть не могу любительских спектаклей.

То штучки, то спецэффекты, то спектакли — ничего не ясно, кроме одного: на Жанку у Кошмарова аллергия, если не идиосинкразия.

— Вы все написали? — строго взглянул на меня Кошмаров.

— Почти. Только про чулки осталось, — чистосердечно призналась я.

— Вот и дописывайте поскорее, — поторопил он меня, бросая в Жанкину сторону тревожные взоры.

Я снова заскрипела ручкой, а Жанка, склонившись надо мной, стала громко суфлировать:

— …Напиши, напиши, что Порфирий, то есть гражданин Порфирьев, этого сделать не мог, потому что у него имеется неопровержимое алиби…

— Гражданка Хвостова! — взвизгнул Кошмаров. — Попрошу вас очистить помещение!

— Но что я такого… — загундосила за моей спиной Жанка. — Я же знаю, вы опять будете Порфирьева подозревать, а он ни при чем!

— Уж позвольте мне самому выбрать, кого мне подозревать! И вообще, я вас не вызывал. В следующий раз ждите повестку.

— А я не хочу, чтобы пострадал невинный человек! — Жанка билась за своего мариниста, как львица за детеныша.

— Кто виновен, а кто нет, определяет суд! — парировал Кошмаров.

Жанка не осталась в долгу:

— Только не ангажированный!

Господи, да как она только такое выговаривает! Лично я бы непременно язык сломала.

Пока они лаялись, я дописала свое «заявление», присовокупив к нему размашистый росчерк, немного подождала, пока они угомонятся, но эта парочка и не думала униматься. Того и гляди врукопашную пойдут, а мне разнимай. Особенно потрясала Жанка, за которой я прежде ни разу не замечала таких бойцовских качеств. Вот что, люди добрые, отрава-любовь с нашей горемычной сестрой-то делает.

В общем, я не утерпела, снова встряла в их перепалку. На свою же голову, как выяснилось впоследствии.

— Может, не стоит спорить и горячиться? — вставила я примирительную реплику. — Тем более что пока мы здесь собачимся, преступник преспокойно гуляет на свободе.

— Именно! Гуляет! — торжествующе подхватил Кошмаров. — И вашими усилиями, между прочим!

— Ну ты видишь? — Три Жанкиных подбородка синхронно затряслись от возмущения. — Он опять на Порфирия намекает!

— А я не намекаю, я в открытую говорю: вы покрываете убийцу, — неожиданно стукнул по столу кулаком Кошмаров. — По какой причине, можно только догадываться. Допускаю даже, что с целью раздуть нездоровую сенсацию… Привлечь внимание к вашей передаче… Имидж повысить, или рейтинг, как там его… Я даже не удивлюсь, если выяснится, что эти вещички, — он кивнул на белье, — ваши и вы их принесли специально, чтобы запугать следствие…

— Да как вы?.. Да как у вас только язык повернулся! Это, по-вашему, мое?! — Я схватила со стола объемистые красные трусики и приложила их для наглядности к себе. Пусть видит, что в них три таких, как я, поместятся.

От такой моей вольности Кошмаров побагровел, а Жанка, видимо, для того, чтобы развить и закрепить достигнутый успех, отчаянно заверещала:

— А я в них не влезу! Если не верите, сейчас примерю!

Уж и не знаю, чем бы кончился этот маразм, если бы Кошмарова не вызвали к начальству. Кстати, широкую общественность в нашем с Жанкой лице он об этом не оповещал, но я по одному только телефонному разговору безошибочно догадалась. Бедняга вздрогнул, как только поднес трубку к уху. Я еще подумала, что, наверное, выгляжу точно так же, когда мне звонит Краснопольский, и втайне пожалела Кошмарова.

Когда мы вылетели в коридор, я первым делом набросилась на Жанку:

— Не просветишь ли ты меня, милочка, что такое спецэффекты?

Жанка кисло скривилась:

— В прошлый раз, когда я к нему приходила, он поначалу даже слушать меня не хотел. Ну про то, что у Порфирия алиби. Пришлось принять меры…

— Ты что… — Я даже споткнулась. — Какие меры-то? Ты что, его… До рукоприкладства, что ли, дошло?

— Какое рукоприкладство! — Жанка задергалась, как припадочная. — Я что — дура? Чтобы он меня в кутузку законопатил? Как Порфирия? Нет, я перед ним на колени бухнулась и заголосила: отец родной, не погуби, голубчик, не оставь…

— Ты что, серьезно? — не поверила я.

— Вполне, — подтвердила Жанка, — а еще для убедительности два раза лбом о пол стукнулась. Ох он и перетрухал, ты бы видела. Аж руки затряслись!

— Хвостова, ты меня убиваешь. — Это все, что я смогла из себя выжать.

Жанка ослепительно — по крайней мере настолько, насколько это возможно при ее слегка выдающейся вперед верхней челюсти — улыбнулась, не подозревая, что это ее последняя улыбка на ближайшие два дня.

А уже завтра Жанка сотрясалась в рыданиях, с трудом выговаривая сквозь безутешные слезы:

— Замели… Порфирия замели… Опять…

Ну, для вас, конечно, не секрет, как я отношусь к этому проходимцу, тем не менее Жанкино сообщение меня не порадовало. Поскольку то обстоятельство, что Порфирия вновь назначили крайним, лишало меня последней, пусть и довольно призрачной надежды на следователя Кошмарова. А также на то, что настоящий преступник когда-нибудь найдется. Короче говоря, я окончательно прозрела по части перспектив дальнейшего расследования, а уж какой эффект это прозрение произвело на меня в свете последних событий (я имею в виду подброшенные мне под дверь «подарочки»), можете себе вообразить.