Алмазы Цирцеи - Анна Малышева

– Я не собираюсь ничего повторять, – сквозь зубы проговорила Александра, тиская в руках парусиновую сумку, испачканную красками. – Просто хочу вас убедить.

– Значит, я не ошиблась!

Елена попыталась встать, но художница с неожиданной силой усадила ее на место, стиснув руку выше запястья. Женщина была так ошеломлена, что даже не вскрикнула, глядя на свою соседку по столику расширенными от боли и изумления глазами.

– Не прыгайте вы и не шумите! – прошипела Александра, порывисто открывая карман сумки и выбрасывая на плюшевый диванчик бумажный конверт, туго перетянутый резинкой. Он лег как раз между женщинами, заметить его со стороны было невозможно. – Здесь двадцать тысяч рублей. Больше у меня просто нет! Вы мой последний шанс попасть в этот чертов номер, и я использую этот шанс, поняли? Использую или не знаю, что сделаю! Придушу вас, наверное!

Елена молча смотрела на нее, отмечая взглядом то, чего не заметила сперва.

Александра мелко дрожала, словно от холода, хотя в кафе было тепло, да и ночь для середины мая выдалась удивительно мягкой. У нее был больной, затравленный вид, и ее бледность, которая бросилась Елене в глаза при первом знакомстве, казалось, еще усугубилась.

– Для вас это так важно? – медленно, как во сне, проговорила Елена.

– Для меня больше ничего не важно в этой жизни, – мгновенно ответила та. – Если я туда не попаду, все кончено.

– Вы даете слово, что идете туда не затем, чтобы уничтожить какие-то улики? Даете гарантию, что не повредите панно и никто ничего не заметит? Вы ведь собираетесь только его осмотреть?

Александра молитвенно прижала руки к груди, будто произнося неслышную клятву. Елена в два глотка допила остывший кофе и поднялась:

– Идемте. Посмотрим, что удастся сделать.

Конверт она сунула в карман пиджака, и ей казалось в этот миг, что все немногочисленные посетители на нее глазеют. На самом деле никто не обратил внимания на двух женщин, покидавших кафе. Даже бармен, перетиравший полотенцем бокалы, был поглощен трансляцией повтора футбольного матча и не отводил взгляда от экрана телевизора, висевшего под потолком в углу. Елена видела этот матч два дня назад и знала счет. Муж приучил ее смотреть футбол, а с тех пор, как этим видом спорта всерьез занялся сын, она смотрела важные матчи, подстегиваемая личным интересом, мысленно ставя на место знаменитых футболистов Артема.

Сейчас, уже на пороге кафе, у нее возникло искушение окликнуть самодовольного красавца-бармена и сообщить ему счет, испортив удовольствие. Она не сделала этого только потому, что не желала привлекать внимания. Елена понимала, что идет на преступление, причем из корыстных соображений, но эта мысль перестала ее пугать. Она вдруг поняла, как можно обойти закон в буквальном смысле.

Номер 616, который до вчерашнего вечера занимала немецкая супружеская пара, все еще пустовал. Елена помнила, что ей мимоходом сообщил об этом Андрей Николаевич, с которым она сегодня уже виделась. Сейчас портье, по своему обыкновению, блистательно отсутствовал. В кафе его не было, и Елена предположила, что он с приятелями уединился в каком-нибудь пустующем номере и играет в покер. Она слышала от Веры, что служащие частенько развлекаются таким образом в глухие ночные часы, и от души надеялась, что игроки выбрали не этот люкс.

Зайдя на пост портье, она своим ключом отперла ящик стола и сразу увидела в соответствующей ячейке пластиковую карту с номером 616. Подойдя к двери люкса, вложила карту в замок и, дождавшись зеленого огонька, нажала на ручку. В номере было темно и тихо.

– Заходите, – шепнула она Александре, с тревогой прислушиваясь к тишине, царившей в коридоре. Из шахты лифта донесся шум – кабина поднималась наверх. Стараясь не думать о том, что предпримет портье, случайно заметив отсутствие карточки, она буквально втолкнула в номер замешкавшуюся художницу.

Войдя следом и закрыв за собой дверь, она включила свет и указала в сторону балкона:

– В 617-й номер можно попасть оттуда. Балконы граничат. Перила невысокие, перегородка без острых деталей. Балконную дверь можно открыть снаружи, там есть кнопка. Нажмите и входите. Если не боитесь – полезайте.

Александра бросилась на балкон, но спустя полминуты вернулась с искаженным лицом:

– Слишком высоко. Неужели нельзя было впустить меня через дверь?

– Как вы могли заметить, там печати. Я не настолько в себе уверена, чтобы снять их, а потом незаметно заново приклеить. Кроме того, оба ключа, основной и запасной, унес следователь. Есть универсальный ключ у охранника, но вы ведь не хотите привлекать третье лицо?

Александра стянула с головы платок и медленно потерла им висок, морщась, как от сильного приступа боли. Она присела на край постели, дыша тяжело, неровно, ей как будто не хватало воздуха. Елена встревожилась:

– Вам плохо? У вас нездоровый вид!

– Мне многое пришлось пережить сегодня, – глухо ответила та, уставившись на пастельные цветы, вытканные по краям ковра, устилавшего пол. – Я как в кошмаре оказалась, и у меня такое чувство, что ничего не удастся сделать. Я боюсь высоты, но даже не в этом дело… Я бы справилась с этим. Мне просто страшно. Дошла до самого конца и вдруг испугалась. Почему убили этого курьера? Вы не знаете?

– Нет, а вы? – Елена подошла и села с ней рядом. Ее тоже внезапно пробрала дрожь, будто откуда-то подуло стылым и застоявшимся воздухом подвала. – Вы хотя бы догадываетесь?

– Я боюсь догадываться. Боюсь предполагать.

– Вы боитесь… Значит, это может быть как-то связано с вами?

Художница сделала резкий жест, словно отталкивая неприятный вопрос:

– Не знаю, слышите, не знаю! Но почему-то же его убили? Он пробыл в Москве всего пару часов… Что за это время случилось такого, что его решили застрелить? – Александра бросала в пространство один короткий вопрос за другим, не ожидая ответов, продолжая бессознательно терзать скомканный платок. – Значит, он привез проблему с собой, как сказали бы американцы. Ведь его не ограбили, нет? Деньги целы? А личные вещи?

– Я правда никаких подробностей не знаю, – вздохнула Елена. – Говорят, сегодня шел сюжет в новостях об этом убийстве. Следователь давал интервью на фоне панно. Дело получило огласку.

– Из-за этого проклятого тщеславного мальчишки я потеряла доверие клиента! – Александра так рванула за концы платок, что шелк заскрипел у нее между пальцев. – Ему, конечно, лестно сняться на фоне вещи музейного значения, порассуждать об убийстве иностранного курьера! Небось надеется прославиться, звездочку получить! А я, как только сюжет прокатился в новостях, лишилась права реставрировать это панно! Хозяин прислал мне на карточку комиссионные, а на телефон – эсэмэску с вежливым разрешением проваливать! Конечно, он не был заинтересован в огласке! Так дела не делают! Теперь панно увезут, и никто никогда его не увидит! Кому его доверят реставрировать? Что это будет за человек? Может, просто какой-нибудь ремесленник, не имевший дела со старинным дубом… Покроет все химическим лаком, чтобы красивенько блестело, зальет все мелкие детали… Все, все пропало! И главное – Цирцею могут увезти уже завтра!