Астронавты. Отвергнутые космосом - Рина Грант

Лаборант возбужденно помотал головой.

— Земля не может нас бросить, — быстро сказал он. — Почему — этого я тебе пока объяснить не могу… настанет час, и ты все узнаешь. — Он лихорадочно оглядел толпу. — Челнок не возвращался?

Мойра безразлично повела плечом:

— Я не видела.

— Не возвращался! — захрипел старческий голос справа от них. На своей подстилке пошевелился морщинистый, иссохший человечек в дырявом свитере, к которому пристали выпавшие волосы. Потрясая костлявым пальцем, он повернулся к лаборанту: — Куда ты его дел?

Мойре хотелось схватить мужа и бежать в один из тайных закоулков Троянца. Именно так здесь и начинались кровавые, с выдавливанием глаз и изгнанием на мороз, ссоры. Но лаборант словно не понимал и охотно ответил на вопрос старика:

— Я его не видел. Я в медблоке был.

— Я не про Челнока! Мне его делишки без разницы! Куда товар дел, спрашиваю? — старик, которому, если верить вживленному чипу индивидуальной идентификации, еще не исполнилось двадцати лет, с подозрением оглядел посеревшее дырявое банное полотенце, на котором сидела Мойра. Та вздрогнула.

— Нам нет дела до вашего товара, — сказала она. — Хоть бы сгинул ваш Челнок, всем нам легче бы жилось!

Женщина фыркнула и отвернулась. В голове забегали обыденные мысли: сколько у них двоих осталось еды и можно ли попросить Троянца синтезировать чего-нибудь — сами поселенцы друг с другом никогда и ничем не делились. Главное — постараться не думать о том, — взгляд ее упал на тот угол, куда они стаскивали для переработки трупы, — из чего Троянец синтезирует пресные брикетики биомассы…

Старик приподнялся и повернулся к остальным.

— Им все равно! — прошамкал он, силясь перекрыть гул голосов. — А нам что теперь делать? Они улетели… — он осекся, обвел всех испуганными глазами, — улетели и ничего нам не оставили!

Гул усилился, перешел в ропот. Мойра отодвинулась в угол, наблюдая, как поселенцы роются в своих вещах, перетряхивают истлевшие в ядовитой атмосфере сумки и разорванные пластиковые мешки. Все качают головами. Нету, ни у кого нету!

Старик поднял на нее слезящиеся глаза.

— Это вы виноваты! — потряс он тощим пальцем у Мойры перед глазами. — Они улетели из-за вас! — и обернулся к остальным: — Они нас испугались!

Мойра сжалась под враждебными взглядами. Муж обхватил ее за плечи, прижал к себе. Но что он может? Первые фигуры двинулись к ним. В истощенных руках блеснула сталь.

Она закрыла голову мужа руками. Тот оттолкнул ее, полез за чем-то в карман. Троянчик, миленький, спаси, помоги! — билось у нее в мозгу. Но ничего не менялось. Даже Троянец их оставил.

Первые из ненавидящих уже подошли так близко, что она слышала их прерывистое, натужное дыхание. Вот и все, подумала она.

Ненавидящие остановились. В их глазах появилось сомнение. Все разом, как по команде, сделали шаг назад. На тот угол, где она сидела, упала длинная тень человека.

— Сгинул бы Челнок, говоришь? — прошелестел еле слышный голос. — Ну что ж, твои молитвы, да богу в уши!

Стоявшие прямо перед Мойрой отстранились. Не сводя глаз с человека, появившегося за ее спиной, они опустили головы и сжались. А потом медленно попятились обратно.

Лаборант обернулся, вскинул голову на говорящего и заерзал на тарполине, загаженном коричневыми пятнами биомассы. Жена высвободилась из его рук и тоже повернулась.

Над ними стоял, расставив ноги в дорогих сапогах, курчавый человек с мягким, добродушным лицом. Глаза его — хитрые, мальчишеские глаза — смеялись. Уголки губ были приподняты, как будто в улыбке. Он поднял руку — Мойре бросилась в глаза легкость движений, как будто он был совершенно здоров — и пригладил отросшие волосы. Позади него стояло трое поселенцев помоложе, чем он, и покрепче.

До этого Мойра видела его только мельком, в массе остальных поселенцев, и удивленно оглядела вжавшихся в коврики соседей. Человек стоял и смотрел на нее и на мужа.

— Ну, Профессор, — прошелестел его голос, — слышал глас народа?

Муж торопливо закивал и попытался отползти назад. Человек улыбнулся:

— Что ж… Земля нас бросила, твоя мадам правильно сказала. Придется полагаться на самих себя. То есть, — он кивнул стоящим позади, и те шагнули вперед, — на тебя, Профессор. Пора показать, чему тебя в академиях учили.

Его люди нагнулись, подхватили лаборанта под мышки и поставили на ноги. Тот растерянно смотрел на жену.

— Отведите его в медблок, — негромко приказал человек в сапогах.

Мойра вскочила, попыталась оттолкнуть их от мужа, но ее пихнули в больную грудь, и женщина упала на коврик, заходясь кашлем. Даже кричать не могла, когда человек мотнул головой своим людям, и те потащили упирающегося мужа в глубь багровых колышущихся проходов.

По бортовому хронометру наступило темное время суток, но заснуть Бой-Баба не могла. Обрывки мыслей мельтешили в мозгу: в часы бессонницы никогда не лезет в голову хорошее, но всегда — плохое, беспокойное.

Вот и теперь: память гоняла по кругу их вылазку на транспортере: как сели, как поехали, Питер Маленький остался в машине, они с Живых вылезли, пошли… набрели на пораженного… За стеклом шлема — воспаленные глаза, пунцовые от жара губы. Как тащили обратно. Питер ломается, как красна девица…

Какая-то мысль занозила, невнятная, недодуманная: что-то там было. В глазках Рашида… как он смотрел на раненого… сейчас не могла вспомнить, но чувство не проходило. Бой-Баба приподнялась на локте, нащупала на прикрученном к полу стуле сложенную по уставу одежду, сунула руку в прорезь нагрудного кармана. Достала карту памяти.

Покрутила в руках, подумала. Лежать — бесполезно, все равно не уснет. Бой-Баба встала, потянулась в ящик стола за планшеткой, сунула в щель карту памяти. Включила.

Зажегшийся экранчик тускло осветил отсек. Она попыталась открыть файл с данными чипа раненого поселенца, но прибор выдавал ошибку. Наверное, нужен специальный сканер, вроде тех, что стоят в поликлиниках и полицейских участках.

Тадефи, вспомнила Бой-Баба. Она студентка медучилища. Она должна знать, как открыть этот дурацкий файл.

Бой-Баба зажала карту памяти в руке, поднялась и как была, в застиранной трикотажной пижаме с пузырями на коленях, выскользнула в коридор. Ковровое покрытие грело клонированную кожу босых ног: как и обещали в больнице, чувствительность потихоньку возвращалась.

Третий отсек слева. Она поколебалась и постучала.

— Тадефи? Ты спишь?

Никто не ответил. Она прислушалась. За дверью шебуршало. Она постучала еще раз.

— Тадефи, впусти, пожалуйста!

Дверь приоткрылась. Высунулась взлохмаченная грива Живых.

— Ты чего?