Тринадцать пуль - Дэвид Веллингтон

Кэкстон схватилась за переключатель передач «Волшебного землекопа», поставила его на нейтральное положение, а потом дернула ручник. Затем спрыгнула с сиденья и подтолкнула машину вперед. Дно карьера было немного наклонным, и компактная строительная машинка медленно, но неотвратимо покатилась вперед. Кэкстон выдернула свой пистолет и стала стрелять вампиру в голову, посылая пулю за пулей, разрывая ему глаза, нос, уши.

Вампир только посмеялся над ней, над бесплодностью ее усилий. Его разорванные глаза восстановились сами собой, заполнив разбитые глазницы. И все же секунда-другая ушла у него на то, чтобы восстановиться. Он не увидел, как «Волшебный землекоп» покатился прямо к нему.

Зубчатое колесо вонзилось глубоко в его бедра, в пах. Вампир упал назад, когда машина всем весом наехала на него и остановилась, пригвоздив его к земле. Он попытался выбраться, сдвинуть «Волшебного землекопа», но даже он не был силен настолько, чтобы практически с выпавшими внутренностями поднять машину весом в полтонны.

— Эй, — закричал кто-то.

Кэкстон посмотрела наверх и увидела на краю карьера дорожного патрульного, широкополая шляпа вырисовывалась на фоне низкого света фар.

— Эй, вы, там, внизу, все живы?

— Включите электричество! — крикнул Аркли. — Там наверху должен быть главный рубильник. Включите электричество!

Патрульный скрылся из виду. Спустя мгновение они услышали, как электрогенератор заурчал, оживая, переходя на ритмичный рокот. Кэкстон и понятия не имела, что у Аркли на уме. Патрульный принес переносной прожектор на край отвала и залил карьер ослепительным светом, так что Кэкстон отвела глаза. Вампир, все еще пытавшийся освободиться, издал вой, словно раненый кугуар. Не любят они света, решила Кэкстон. Ну, в конце концов, они были ночными жителями. В этом была логика.

Аркли медленно возился у ящиков с оборудованием. Найдя, что искал, он воткнул это в распределительную коробку. Кэкстон почти не поверила глазам, когда он подошел к вампиру, держа в руках электропневматический отбойный молоток.

Он сунул бур в грудь вампира как раз напротив левого соска. В то же самое место, куда Кэкстон била деревянным колом. Аркли включил молоток и всем телом надавил на него. Кожа вампира сопротивлялась какой-то миг, но потом треснула, и водянистые потоки — не кровь, конечно, — хлынули из раны. Когда бур отбойного молотка стал врезаться под ребра, вампир затрясся и стал выгибаться, но Аркли не сдвинулся ни на дюйм. Обрывки кожи, а потом и куски мышечной массы — все ткани белого цвета — вылетали из раны. Вампир кричал, да так, что Кэкстон отлично слышала его сквозь гудящее заикание молотка, а потом… потом все стихло. Голова вампира упала назад, челюсть отвалилась, он был мертв. Действительно мертв. Аркли положил отбойный молоток и голыми руками полез в грудную клетку вампира, шаря внутри, чтобы убедиться, что его сердце на самом деле уничтожено. В конце концов он выдернул руки и сел на землю. Тело лежало рядом, неподвижное, просто предмет, словно никогда и не было живым существом.

Патрульные подняли их обоих из карьера, и Кэкстон наконец увидела, что же произошло наверху, пока она была в западне. Две дюжины патрульных были вызваны ей на подмогу. Пятеро из них погибли, тела были разорваны в клочья, а кровь выпита полностью. Она всех их знала в лицо, но все же была благодарна, что они были из подразделения «Н», а не из ее отряда «Т». Она не могла назвать их друзьями. Она чувствовала легкость в голове, в душе, когда шла мимо тел, будто не могла до конца осознать, что произошло.

Кэкстон едва ли заботило ее собственное тело, когда ее посадили на заднее сиденье патрульной машины, убедившись, что с ней все в порядке. Специалист аварийной медслужбы осмотрела ее на предмет ранений, а выжившие патрульные задавали нескончаемые вопросы о том, что произошло, о погоне, об обнаженном вампире, о том, сколько раз она разрядила свой пистолет. Она открывала рот и отвечала на вопросы, каждый раз удивляясь ответу. Она была в шоке, и это, думалось ей, было весьма похоже на то, как ее загипнотизировал вампир.

В конце концов ее отпустили домой.

Упыри множатся и плодят себе подобных,

согласно строгим загробным законам.

Ле Фану. Кармилла

(Перевод А. Новикова)

Утром солнце уже светило в окна, и Кэкстон поднялась, не побеспокоив Диану. Она натянула на себя первое, что попалось под руку.

В маленьком доме было холодно, в саду лежал иней. Она включила кофеварку и, оставив ее шипеть и плеваться, вышла, чтобы накормить собак в вольере. Пар от их дыхания шел из клеток клубами. Когда она вошла, они принялись петь извечную песню борзых, не похожую на скулеж других собак, пронзительную атональную трель. Для Кэкстон это была музыка. Псы были счастливы видеть ее. Лора выпустила их немного побегать по мокрой траве; ни одна собака не нарушила границ Невидимого Забора, радуясь, что остается в безопасном маленьком уголке лужайки, отгороженном тихими зимой деревьями. Она смотрела, как они играют, тявкают, сбивают друг друга с ног, все те же игры, в которые собаки играют уже сто тысяч лет и никто в них еще не выиграл. Это вызвало ее улыбку. Она чувствовала себя удивительно хорошо, может, немного побаливали руки и ребра, которые она ударила прошлой ночью, да образовалось несколько синяков, когда вампир тащил ее из машины. Но в остальном она чувствовала себя хорошо, словно она чего-то добилась.

Поэтому она очень удивилась, когда внезапно заплакала. Это были не громкие рыдания, а просто слезы потекли из глаз и не собирались останавливаться. Лора смахнула их, высморкала нос и почувствовала, что сердце выпрыгивает у нее из груди.

— Тыквочка? — позвала ее Диана, появляясь почти голышом в проеме задней двери, одетая лишь в футболку без рукавов, прикрывавшую только то, что полагалось по закону.

Рыжие волосы Дианы стояли дыбом, и видно было, как она дрожит. Никогда еще она не казалась прекрасней.

— Тыквочка, что случилось? — спросила она.

Кэкстон захотелось подойти к ней, обхватить вокруг талии, сграбастать ее. Но она не могла. Не могла остановить слезы.

— Ничего. Правда ничего. Понятия не имею, почему я плачу. Мне не грустно… нет, правда.

Лора вытерла пальцами глаза. Наверное, это запоздалая реакция на стресс. Их учили этому в академии и говорили, что она не круче любого из гражданских. И как все другие в ее классе, она думала: «Ага, как бы не так», и спала на всех семинарах. Она была ох какая крутая. Она была солдатом правосудия. И не могла перестать плакать.

Диана побежала по траве, роса хлюпала у нее между пальцами, и схватила Кэкстон в крепкие объятия, похлопывая по спине.

— Там у входа какой-то человек, желает тебя видеть. Хочешь, я его спроважу?

— Дай-ка догадаюсь. Старик, куча морщин, с серебряной звездой на лацкане.