Боги осенью - Андрей Столяров

Алиса сказала:

– Может быть, ты и прав, но у меня все равно нет сил на это.

– Ну, теперь у тебя есть где взять силы, – странным голосом сказал Геррик.

– Так ты его для этого посвятил?

– Воин должен быть готов умереть за свой Дом…

– Тише, пожалуйста, он может услышать, – сказала Алиса.

Петли скрипнули, дверь, вероятно, плотно прикрылась, голоса сделались неразборчивыми и скоро совсем пропали.

Речь у них, по-видимому, шла обо мне. Я был тем воином, который принес обет Дому Герриков, и глава Дома решал – умереть мне как воину или позволить пока жить дальше.

Кажется, только тогда я впервые понял, насколько все это серьезно. Тень другого мира росла и все опаснее наползала на нас своим мрачным холодом.

Прикосновение ее я почувствовал уже на следующий день. Мы с Алисой прогуливались от Конюшенной вдоль Марсова поля, и, когда свернули на отрезок Садовой, изгибом стремящийся к Невскому, Алиса чуть вздрогнула и, крепче взяв меня под руку, сказала, что за нами – басох.

Я как бы невзначай оглянулся.

Длинный трехвагонный трамвай как раз заползал на мостик между Марсовым полем и улицей, солнце пронизывало его от окон до окон, и видны были сгорбившиеся внутри редкие фигуры пассажиров.

Двое военных на переходе ждали, пока он освободит дорогу.

Мигнул огонь светофора.

– Не туда. Вон там – на бульваре…

Громадный лохматый пес возник между двумя тополями. Был он черен, будто только что вынырнувший из кипящей смолы, и широкие медвежьи лапы его скребли землю. Угловатая, как у терьера, морда вывесила синеватый язык.

Треугольные уши – торчком.

– Пошли-пошли, скорее!.. – Алиса даже царапнула меня ногтем по запястью. Повлекла вдоль изгиба Садовой, мимо чугунной ограды – увидела выломанный в решетке прут и тропинку за ним. – Пролезай!.. Бож-же мой, какой ты неповоротливый!..

Сильный толчок в спину чуть не заставил меня упасть на руки.

– Поосторожнее!..

Здание за оградой, наверное, принадлежало какой-то казенной конторе: окна его с тыловой стороны были прикрыты решетками, а на пустыре, испятнанном вялыми листьями, догнивала огромная, в человеческий рост, катушка с кабелем. Тут же – обрезок его, вспушенный коричневой ржавчиной.

– Здесь, – сказала Алиса, охватив пустырь быстрым взглядом. – Спина будет защищена, это хорошо…

Я ничего не успел толком сказать.

Она крутанулась, как в тот момент, когда я ее впервые увидел, протанцевала три шага, словно пробуя почву, мелко подпрыгнула несколько раз, немного присела, выбросила, как на пружинах, руки по сторонам, и из обоих ее кулаков высунулись голубоватые острия кинжалов.

Короткие плоские лезвия чуть дымились.

– Может быть, милицию? – предложил я, чувствуя себя лишним.

– Отстань!

– А что?

– Не болтай ерунды!..

Она повела плечами, видимо разрабатывая суставы.

Кусты на противоположной стороне пустыря раздвинулись, и из них не столько выступило, сколько вытекло черное тело басоха.

Слышно было его дыхание, забитое мокрыми хрипами.

– Отойди назад, ты мне мешаешь… – яростно прошипела Алиса.

Я попятился, и в этот момент басох прыгнул.

Я, наверное, до конца жизни буду помнить эту картину: быстро плывущее в воздухе осени вытянутое собачье туловище, мохнатые широкие лапы, прямоугольная голова между ними, голая розовая, как у настоящей собаки, полоска кожи на брюхе. Басох был страшен и неумолим в своем натиске.

Не знаю, что произошло со мной в эту минуту, – я прекрасно осознавал, что я без оружия и что не умею сражаться, мне ни в коем случае нельзя было вмешиваться в происходящее, – но, когда я узрел воочию черную глыбу басоха, надвигающуюся на Алису, слабую вдруг такую, беспомощную, как мне показалось, перед загробной угольной тенью, во мне словно что-то проснулось нечто отчаянное – толкнуло сердце, кипящей кровью зашумело в висках, – и я, замахав руками, ринулся, чтобы принять удар на себя.

Разумеется, я не успел. И, видимо, успеть не мог. Потому что я двигался не в том времени, в котором разворачивались события. Я едва-едва сумел сделать вперед два шага, как присевшая еще больше гибкая фигура Алисы взвилась в воздух, будто и в самом деле выстреленная пружиной, и одновременно, в долю секунды, провернулась вокруг оси – сначала левая ее рука коснулась басоха, потом так же – правая… Все произошло необыкновенно быстро. Момент равновесия при вращении, наверное, был потерян – Алису отбросило, точно зацепив мчащимся паровозом, и она покатилась по прелым листьям, переворачиваясь с груди на спину.

Кажется, я что-то крикнул.

Однако и для басоха быстрые прикосновения рук не прошли бесследно. Приземлился он, как и полагается псу, на четыре лапы, но они не спружинили, а подогнулись, не выдержав мнущей тяжести, и тяжелое мохнатое тулово, пропахав мордой почву, неуклюже кувыркнулось через голову.

Басох вытянулся на всю длину тела.

Уже в следующую секунду он, конечно, попытался подняться, лапы опять разъехались, брюхо безобразно зашуршало по листьям, приоткрылась ужасная пасть с коническими зубами, длинная конвульсия поставила дыбом шерсть вдоль хребта, туловище завалилось на бок, и прямоугольная оскаленная башка вывернулась в обмяклом изгибе.

Я почти ничего не соображал.

А Алиса уже вскочила с земли и не разгибаясь обходила распростертую тушу, по-прежнему держа наготове кинжалы в разведенных руках.

К свитеру прилипли скомканные мокрые листья.

Наконец она шумно вздохнула и выпрямилась.

– Дурак, – сказала она, косясь на меня. – Дурак! Чуть было не испортил мне такой удар!..

Брякнула отодвигаемая задвижка, в здании приоткрылась дверь, обитая жестью, бритоголовый солдат в гимнастерке, перетянутой до складок ремнем, выглянул оттуда и чуть ли не со стуком захлопал глазами:

– Ну вы, земляки, даете!.. Что это вы, земляки, тут делаете?..

Он перебирал ногами, словно по малой нужде, но наружу не выходил.

– Пойдем-пойдем, – сразу торопливо сказал Алиса. Подхватила меня под локоть и потащила к забору.

– А как же басох? – спросил я.

– Насчет этого можешь не волноваться…

Я все-таки оглянулся.

Басох, зарезанный как овца, чернел на палой листве, и над кучерявой шерстью поднимался белый парок. Будто его, сваренного, только что вынули из кипятка. Вдруг грудинная часть просела и как бы треснула – темно-чернильный ручей выбежал из-под ребер и, сверкнув, как змея спинкой, устремился в канализационное отверстие.

Я вспомнил жутковатую лужу, виденную мной во дворе, в тот первый день, когда я наткнулся на Геррика.