Поцелуй анаконды - Иван Любенко

– А как же доктор? Он ведь тоже здесь находился? – недовольно пробубнил арестант.

– Николая Петровича я вычеркнул из списка по двум причинам: во-первых, мы дружим с ним почти год, и, насколько я умею разбираться в людях, он не способен на преступление, а во-вторых, доктор единственный из всех свидетелей, кто сразу же бросился за городовым и не остался на месте убийства, пытаясь убрать самую важную улику, о которой я расскажу позже.

– Простите, Клим Пантелеевич, что перебиваю вас, – вмешался Нижегородцев. – Но я выбежал на улицу лишь только после того, как убедился, что господин Мавилло мертв и я уже ничем не смогу ему помочь.

– Безусловно, свой долг врача вы выполнили, и никто не может упрекнуть вас в обратном, – уточнил Ардашев. – Однако я продолжу. Из формуляра, заполненного на директора гимназии, следовало, что он получил семь книг. Позволю их упомянуть: «Записки зоолога» Крюгера, «Жизнь животных» Брема, «Обитатели моря» Укрофта, Encyclopaedia Britannica, том четвертый, «Phoronis» W. Host., «Limax lanceolatus» П. Палласа и «Анатомия ланцетника», принадлежащая перу покойного Василия Поликарповича Мавилло.

Позже верхнюю книгу, запачканную кровью, Ксаверий Нифонтонович выбросил. В итоге их осталось шесть. Но дело в том, что я, когда только вошел в залу, насчитал восемь. Так куда делась восьмая? И что это была за книга? Дабы разобраться в этом, я принялся рыться в каталоге. И в ящичке «Естествознание» обнаружил весьма интересную карточку на монографию Мавилло. На ней красовались весьма неприличные словеса в адрес автора. Простите, но я их озвучу. Первая, исполненная черными чернилами и выведенная каллиграфическим почерком, состояла всего из одного словосочетания: «Грязный жеребец», а вторая, написанная химическим карандашом, гласила: «Согласен, он – редкостная скотина». Поскольку наш библиотекарь бросил испорченную карточку в корзину для бумаг, то я счел возможным подобрать ее и оставить себе. Кстати, оба автора этих строк находятся среди нас. Не правда ли, господа? – Ардашев остановил свой взор на инженере Вахтеле, а потом, через несколько секунд, переведя взгляд на письмоводителя Каюмова, добавил: – Я не собираюсь сейчас вдаваться в подробности ваших взаимоотношений с убиенным, но замечу лишь, что у каждого из вас были свои основания для неприязни к директору гимназии.

Таким образом, можно прийти к выводу, что и у господина Вахтеля, и у господина Каюмова имелись мотивы для совершения преступления в прошлый четверг.

– Послушайте! – вставая и одергивая форменную куртку, возмутился инженер. – Вы что? Считаете меня убийцей? Да я в суд на вас подам!

– Успокойтесь, сударь! – проворчал Поляничко. – Вас пока еще не назвали преступником. Вы бы лучше извинились, что испортили имущество публичной библиотеки, оставив непотребные слова на карточке. – Он поднял глаза на библиотекаря. – Ксаверий Нифонтонович, надеюсь, вы не оставите этот поступок безнаказанным?

– Да-да, безусловно. По нашему положению виновные в порче библиотечного имущества должны оплатить штраф, в зависимости от суммы причиненного ущерба. – Коркин поправил очки и вынес вердикт: – В данном случае будет достаточно взыскать с каждого лица по одному рублю.

– С паршивой овцы хоть шерсти клок, – пробасил Поляничко и полез за табакеркой. Однако, вытащив ее, передумал и убрал назад.

Ардашев поднялся. Все тут же уставились на него.

– Стоит заметить, что и вы, Ксаверий Нифонтонович, относились к покойному без особенного пиетета. Причиной этому, как известно, послужил отказ директора гимназии предоставить вам вакантное место учителя рисования. Таким образом, вы стали третьим кандидатом на совершение преступления.

– Помилуйте, Клим Пантелеевич, – сконфуженно выговорил библиотекарь. – Да если бы люди убивали друг друга по таким пустякам, то человечество вскоре перестало бы существовать.

– Вы совершенно правы, – кивнул Ардашев. – Все эти три мотива объединяет одно – малозначительность. Но и это еще не все. В том же ящичке с надписью «Естествознание» я обнаружил карточку на другую книгу: «Примитивные морские животные», автор некто Амфиокс К.Н., издана типографией Императорского Новороссийского университета. Данный труд имеет существенную особенность: здесь отсутствует титульный лист. – Ардашев открыл саквояж, вынул фолиант в дорогом кожаном переплете и, раскрыв, продемонстрировал: – Вот, смотрите, его аккуратно удалили. Так что название книги и имя автора можно прочесть только на обложке. И если бы не карточка, то нельзя было бы понять, где монография была издана.

Положив фолиант перед библиотекарем, присяжный поверенный сказал:

– Вот, возвращаю, как и обещал, в целости и сохранности.

– Вы очень любезны, – ответил тот.

– Но события, – продолжал адвокат, – развивались стремительно. Уже в пятницу арестовали господина Каюмова. Доказательством его вины явилось послание, якобы исполненное им самим, которое нашли в кармане убитого директора гимназии. Только вот Арсений Викторович авторство отрицал, хотя и узнал «собственный» почерк. Это натолкнуло меня на мысль, что злодей заранее выбрал «жертву правосудия», которая должна была в будущем нести крест его человекоубийства. И вот тут, уже второй раз, подозрение пало на господина Коркина, пытавшегося устроиться в гимназию учителем рисования и получившего отказ… Я вдруг вспомнил, что наш библиотекарь, по его словам, сравнительно недавно приехал в Ставрополь. «А не поднадзорное ли он лицо?» – подумал я. Чтобы проверить свою догадку, я отправился к господину Фаворскому. И жандармский ротмистр тут же раскрыл все карты. «Да, – сказал он, – Ксаверий Нифонтонович находится под негласным надзором и прибыл сюда после длительной ссылки. Еще в тысяча восемьсот восемьдесят втором году, будучи студентом Императорского Новороссийского университета, он был арестован за участие в тайном антиправительственном кружке. Через несколько месяцев его выпустили, но лишили права посещать лекции и выслали в Астрахань. Но и там он не успокоился и вновь попал под арест. Проведя в тюрьме пять долгих лет, господин Коркин был отправлен в ссылку в Усть-Сысольск Вологодской губернии, где и подрабатывал художником при местном театре. По истечении срока, который ему несколько раз продлевали, он приехал в Ставрополь». Но возникает вопрос – зачем? Зачем из одной провинции переезжать в другую, если у тебя уже нет каких-либо ограничений выбора места жительства?.. Ответа на этот вопрос у меня не было, но я надеялся получить его в Одессе. В тот же вечер я уехал. Первым делом я отправился в университет. И там в его научной библиотеке, получив на руки книгу Мавилло В.П. «Анатомия ланцетника», я сделал потрясающее открытие: ее текст совпадал полностью с текстом привезенной мною книги («Примитивные морские животные», Амфиокс К.Н.). Отличались только авторы и названия. Признаться, еще находясь в Ставрополе и листая написанную неким Амфиоксом книгу, я понял, что означает само это слово: ланцетник и амфиокс (Amphioxus) – синонимы, названия одного и того же рода примитивных морских животных семейства ланцетниковых, подтип бесчерепных, класс головохордых. Они живут на песчаном дне, и пищей для ланцетника является планктон. Эти существа считаются промежуточным звеном между позвоночными и беспозвоночными животными. «Стало быть, Амфиокс – это прозвище, – предположил я. – Но что тогда означают его инициалы: К.Н.? Неужто Ксаверий Нифонтонович? – Ардашев молча обвел взглядом присутствующих и, остановившись на Коркине, продолжил: – Ответ явился в виде смотрителя зоологического музея одесского университета. Этот старик преподавал когда-то биологию студенту Коркину, подающему большие надежды. Он, несмотря на свой юный возраст, создал достаточно глубокий труд под уже известным вам названием «Примитивные морские животные». За это увлечение однокашники и прозвали его Амфиоксом. Наш герой снимал комнату вместе со своим другом – Василием Мавилло. Будущий директор гимназии тоже увлекался зоологией, но не сумел достичь таких выдающихся успехов, как Ксаверий Нифонтонович. Только в один прекрасный день Амфиокса, посещавшего еще и кружок социалистов-революционеров, арестовали. Почти законченное исследование так и не вышло в свет под его именем. Зато через несколько лет бывший студент Мавилло издал соответствующий научный труд под собственной фамилией, присвоив себе авторство Коркина, отбывающего наказание. Он изменил лишь название. Как видно, покойный Василий Поликарпович ничего другого за всю жизнь так и не сумел придумать. Однако, получив степень магистра и дослужившись до статского советника, он возглавил лучшую на Кавказе мужскую гимназию. Словом, его жизнь удалась за чужой счет. Как вы понимаете, господа, об этом узнал Амфиокс. И через двадцать пять лет, со свойственной ему изобретательностью, он принялся за осуществление плана по убийству плагиатора. А чтобы отвести от себя подозрение, мститель подделал почерк письмоводителя Каюмова и подбросил анонимную угрозу директору гимназии. Стоит заметить, что господин Коркин и в самом деле пытался устроиться преподавателем рисования, но директор по какой-то причине ему отказал. Однако в этом неудачнике он так и не признал бывшего друга юности. И это обстоятельство, как я полагаю, еще больше оскорбило Амфиокса и убедило в справедливости возмездия. В прошлый четверг, когда ничего не подозревающий господин Мавилло заказал книги, библиотекарь покинул здание, забрался на чердак и, заведя механизм, вернулся обратно. Не берусь утверждать точно, на сколько минут он выставил будильник. Да это и не столь важно. И вот, находясь в безопасной зоне, но рядом с жертвой, он подложил плагиатору собственную книгу. И Мавилло, увидев ее, вдруг все понял. Он поднял глаза на библиотекаря и хотел что-то вымолвить, но не успел – помешала пуля. Убийца не стал убирать книгу на глазах у всех. Он сделал это позже, успев удалить ее еще до появления полиции. Я же вошел сюда как раз тогда, когда она лежала в стопке. По счастливой случайности на книгу кровь не попала.