Император Николай II и предвоенный кризис 1914 года - Петр Мультатули

Реальное геополитическое противостояние России и Великобритании, начавшееся в конце XVIII в. и продолжавшееся в XIX, породило в русском обществе миф о некой "всесильной" Англии, способной с помощью козней и заговоров делать чуть ли не всё что ей вздумается с ведущими государствами Европы. "Англичанка гадит", — говорили в русском обществе, и она действительно "гадила", но это вовсе не означает, что этого не делали другие враги России, включая Германию. Кроме того, Англия никогда не "гадила" в ущерб себе. Когда ей было выгодно, она не задумываясь шла на союз с Россией. Классический пример — наполеоновские войны. В 1801 г. Лондон напрямую участвовал в поддержке заговорщиков, убивших императора Павла, так как серьёзно опасался его сближения с Бонапартом. Но в 1812 г. тот же Лондон делал всё, чтобы помочь России в её противостоянии с Наполеоном. Делал он это, разумеется, вовсе не потому, что воспылал к ней горячей любовью.

Просто Наполеон стал для Великобритании врагом № 1, с которым договариваться было невозможно, его надо было только уничтожить. Лондон действовал исходя из своих интересов, но они при этом совпали с интересами России, для которой Наполеон также являлся смертельным врагом. Накануне Первой мировой войны ситуация была полностью схожей с ситуацией столетней давности.

В русской правой среде накануне Первой мировой войны получил развитие миф, о том, что Англия втягивает Россию в войну с Германией. Этот же миф поддерживается сегодня некоторыми историками и публицистами. Вот как этот миф-страшилка звучит в сочинении В. Н. Рябцева: "Долгий период времени (даже среди просвещённой публики) не было чёткого понимания, что, по крайней мере с финальных аккордов войны с Наполеоном, Россия стала для Англии противником № 1 на европейском континенте. И к столкновению с ней (пусть и не прямо, но путём столкновения лбами немцев и русских в 1914 г.) коварные и беспощадные англо-саксы стали готовиться заранее — почти 100 лет до этого"39.

Этот образ "коварного Альбиона" словно сошёл с немецкого агитплаката то ли 1914, то ли 1940 гг. Дело представляется таким образом, будто бы жили-были коварная Англия, "туповатая" Россия и бесконечно "благородная" Германия. Последняя, как нас пытаются заверить, только и делала, что пыталась убедить царя в своих мирных намерениях, а тот, поддавшись влиянию англо-саксов и их "пятой" либеральной колонны, упорно эти мирные намерения отвергал. То, что подобные утверждения беспочвенны и примитивны, доказывают исторические факты. Они свидетельствуют, что император Николай II всегда воспринимал Англию как геополитического противника России и не строил по этому поводу никаких иллюзий. Хорошо понимал Николай II и суть интриг Лондона. 20 августа 1897 г. сопровождавший кайзера во время его визита в Россию статс-секретарь Бернхард фон Бюлов, будущий канцлер, писал послу рейха в Вене графу Эйленбургу о своих впечатлениях от встречи с Государем: "Царь не делает тайны из своего антианглийского образа мыслей. Политика Англии, сказал Царь, имеет целью достижение европейской войны, в которой она бы осталась в стороне, как во времена Наполеона I, так как надеется, что континентальная война позволит ей сохранить Египет"40. Пик противостояния между Петербургом и Лондоном пришёлся на русско-японскую войну, когда дело чуть не дошло до англо-русской войны. Однако после Портсмутского мира, геополитическая обстановка коренным образом изменилась: главным потенциальным противником как для Лондона, так и для Петербурга стал кайзеровский рейх. В Петербурге уже давно осознавали всю опасность постоянно растущей германской гегемонии, пред которой отступали на второй план все противоречия с Лондоном. Николай II стремился найти против кайзера сдерживающие рычаги. Для этого было необходима поддержка Великобритании, которая в свою очередь сама стремилась обезопасить себя от растущих аппетитов Второго рейха.

Договорённости с Лондоном 1907-1908 гг. о разделе сфер влияния, позволили Николаю II не опасаться противодействия англичан на Дальнем Востоке и Центральной Азии. При этом надо учитывать, что германская экспансия в Османской империи и в Персии, зоне жизненных интересов России, росла с каждым годом и по своим темпам намного опережала английскую. Договорённости с Лондоном позволяли ослабленной после русско-японской войны России сдерживать германский натиск. В свою очередь, договорённости с Петербургом позволяли Великобритании не опасаться враждебных действий или враждебного нейтралитета России в случае агрессивных действий Берлина.

Боснийский кризис 1908-1909 гг. с особой остротой проявил крайне агрессивную и враждебную позицию Германии в отношении России. Нежелание Берлина учитывать её интересы, отказ от поиска компромиссов заставляли Николая II идти на более тесное сотрудничество с Англией. В этом Государь находил встречное движение у тогдашнего английского руководства. Военный агент в Лондоне генерал-лейтенант Н. С. Ермолов докладывал в Главный штаб, что в английских правящих кругах присутствует "желание идти дальше англо-русского соглашения, заключённого в 1907 г., и, быть может, заключить с нами нечто вроде военно-морской конвенции на случай войны с Германией"41. Ермолов задавал вопрос: "Если бы такая конвенция была заключена, не сильнее ли бы мы оказались перед лицом Босне-Герцеговинского кризиса, поддержанного Германией?"

Но Англия всё же не стремилась к союзу с Россией. Обмен визитами между Николаем II и Эдуардом VII рассматривался правящими кругами Англии исключительно как сдерживающий Германию фактор. Лондон считал, что, так же, как в эпоху "блестящей изоляции", он по-прежнему не нуждается в союзниках. Но в отличие от политики "блестящей изоляции", англичане делали вид, что они заинтересованы в союзнических отношениях, тем самым запугивая Берлин возможностью своего союза с Россией.

В условиях постоянно растущей германской экспансии, в начале 1914 г. Николай II предложил Лондону заключить в самом ближайшем будущем военную морскую конвенцию, на что Англия ответила согласием. Это было принципиальным изменением внешней политики Лондона, который ранее всегда старался избегать любых конвенций и соглашений, могущих втянуть его в тот или иной конфликт. Лишь начавшаяся через два с половиной месяца война помешала заключению конвенции.

Несостоятельным является утверждение о том, что Лондон якобы "втравил" Россию в войну с Германией42. Приводимая в качестве "доказательств" этого утверждения, например В. Н. Рябцевым, какая-то "карта Лябушера"43, якобы напечатанная в 1890 г. в Лондоне и изданная на русском языке в 1920 г. опять-таки в Берлине и опять-таки германофильскими русскими эмигрантами, ничего кроме недоумения вызвать не может. Кстати, эта карта впервые была напечатана в 1914 г. во всё той же Германии в газете "Auf Vorposten"44. Налицо явный продукт германской военной пропаганды, призванной расколоть противоборствующий блок. Поэтому удивляет столь некритический подход к этому источнику со стороны В. Н. Рябцева. Но даже если предположить, что "карта Лябушера" действительно была напечатана в Лондоне в 1890 г., то это ни в коей мере не доказывает факта "стравливания" им России и Германии в 1914 г. Факты как раз говорят об обратном: Лондон всячески стремился оттянуть, а то и вовсе не допустить своего участия в военном конфликте. Разумеется, это было вызвано вовсе не его "благородством", а неготовностью Британской империи к войне, которая могла закончиться для неё весьма плачевно. Естественно, в условиях сараевского кризиса 1914 г., Форин-офис прикладывал все усилия, чтобы начавшаяся война обошлась без участия Великобритании. Этим было вызвано и упорное стремление её руководства не объявлять войны Германии, и попытка Э. Грея добиться от Берлина гарантий нейтралитета в отношении Франции, что, в случае согласия Парижа, превращало мировую войну в русско-германскую, а так как между Петербургом и Лондоном не было соглашений о взаимопомощи, последний мог бы в такой войне и не участвовать.