Император Николай II и предвоенный кризис 1914 года - Петр Мультатули

Между тем сближение с Англией вызвало в консервативной части русского общества сильное беспокойство. Сам факт, что Россия сделала шаг навстречу своему исконному противнику, вызывал у русских консерваторов опасения и неприятие. Особенно сдержанно относились к сближению с Лондоном военные круги. 15 декабря 1906 г. начальник Морского Генерального штаба вице-адмирал Л. А. Брусилов подал Николаю II записку, в которой утверждал, что Англия стремится уничтожить мощь России на суше, а Германии — на море. Заручившись поддержкой России и Франции, считал Брусилов, Англия зажмёт Германию в тиски, и та будет вынуждена напасть на Россию, как на менее подготовленного противника. Брусилов считал, что сама Англия не вступит в войну, а пожнёт её плоды20. Как известно, эти предположения не оправдались.

Начальник главного управления Генерального штаба генерал Ф. Ф. Палицын был за англо-русское соглашение, пока России не будут обеспечены "значительные преимущества"21.

Не были довольны сближением с Англией и правые консервативные круги. Видный деятель Союза Русского Народа Н. Е. Марков утверждал: "Лучше вместо большой дружбы с Англией иметь маленький союз с Германией"22. Профессор Казанского университета В. Ф. Залесский писал: "При теперешних условиях война России и Германии гибельна для обоих государств. Сближение с нашим заклятым врагом Англией — тому порукой. Несмотря ни на какие союзные договоры, Англия в решительный момент нас предаст и, дождавшись полного истощения сил Германии и России в предстоящей губительной войне, одна получит выгоды от этого самоистребления арийской расы"23.

Но наибольшую известность получил документ, который принято называть запиской члена Государственного совета П. Н. Дурново. Эту "записку" он якобы подал Государю в феврале 1914 г. Документ получил невероятную популярность у наших современников, многие из них поражаются "политическим предвидением" этого действительно выдающегося государственного деятеля. Сегодня Петра Николаевича Дурново стало модно называть "русским Нострадамусом". Действительно, первое впечатление от записки не может не потрясать. Дурново предупреждал, что "главная тяжесть войны, несомненно, выпадет на нашу долю, роль тарана, пробивающего самую толщу немецкой обороны, достанется нам; все неудачи будут приписаны Правительству; побеждённая армия окажется слишком деморализованною, чтобы послужить оплотом законности и порядка; законодательные учреждения и лишённые действительного авторитета в глазах народа оппозиционно-интеллигентские партии будут не в силах сдержать расходившиеся народные волны, ими же поднятые, и Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддаётся даже предвидению".

В конце "записки" следовал вывод: "Совокупность всего вышеизложенного не может не приводить к заключению, что сближение с Англией никаких благ нам не сулит и английская ориентация нашей дипломатии по своему существу глубоко ошибочна. С Англией нам не по пути, она должна быть предоставлена своей судьбе, и ссориться из-за неё с Германией нам не приходится".

Дурново считал, что будущее принадлежит не союзу России с Францией и Англией, а "несравненно более жизненному тесному сближению России, Германии, примирённой с последнею Франции и связанной с Россией строго оборонительным союзом Японии". При этом он считал само собой разумеющимся, что и Германия пойдёт "навстречу нашим стремлениям восстановить испытанные дружественно-союзные с нею отношения и выработать, по ближайшему соглашению с нами такие условия нашего с нею сожительства, которые не давали бы почвы для противогерманской агитации со стороны наших конституционно-либеральных партий, по самой своей природе вынужденных придерживаться не консервативно-германской, а либерально-английской ориентации"24.

"Записку Дурново" некоторые увлекающиеся, иногда вполне сознательно, исследователи ставят Государю в упрёк: дескать, не послушался такого умного человека. Прежде чем анализировать приведённый выше текст с точки зрения политических реалий того времени, зададимся вопросом: а существовал ли он на самом деле и был ли с ним знаком Государь? Исследователь этого вопроса д-р ист. наук А. А. Иванов, склонный полагать, что такой документ существовал, пишет: "Пророческий характер записки П. Н. Дурново, ставшей широко известной уже в послереволюционное время, даже порождал иногда сомнения в её подлинности"25. А. А. Иванов уверен, что данный документ существовал, так как данный текст видели разные люди ещё до революции, например графиня М. Ю. Бобринская, которая в письме к А. И. Солженицыну утверждала, что она читала "записку" ещё до революции и потому может ручаться за её достоверность26. Машинописные копии "записки", причём в старой орфографии, сохранились среди бумаг патриарха Тихона (Белавина) и в фонде протоиерея Иоанна Восторгова, в который входят документы до 1918 г.27 В различных архивах также имеются копии "записки"28, не всегда совпадающие с общеизвестным оригиналом. Что это доказывает? Только то, что возможно с дореволюционных времён имеется некий текст, который известен как "Записка Дурново". Принадлежало ли её авторство действительно Дурново, или это апокриф, сегодня точно сказать невозможно. Мы знаем, что имеются так называемые "телеграммы Г. Е. Распутина", написанные неустановленными лицами, знаем о существовании "писем" Николаю II никогда не существовавшей масонской ложи "Мезори" и т.п. Но даже если предположить, что Дурново имел отношение к этой "записке" совсем не очевидно, что это был документ, предназначенный для Государя и переданный ему.

Впервые "записка" была опубликована на немецком языке в германском еженедельнике "Reichswart", который издавал немецкий публицист консервативного направления граф Эрнст цу Ревентлов, будущий член НСДАП29. Этот факт весьма важен, так как мы сможем убедиться, что история "записки" постоянно связана с крайне правыми прогерманскими кругами. Отечественная историческая наука впервые заговорила о "записке" как о реально существующем документе в 1922 г., когда в журнале "Былое" появилась статья Е. В. Тарле "Германская ориентация П. Н. Дурново"30. Тарле сразу же окутал "записку" туманом таинственности, заявив, что она "даже не всем министрам была сообщена; только после революции она сделалась известной нескольким лицам, которым случайно попал в руки литографированный экземпляр её". Здесь следует отметить, что приведённая выше фраза свидетельствует, что Тарле не был знаком со стилем работы Государя. Николай II очень редко знакомил других людей, включая министров, с направляемыми ему секретными или личными записками и сообщениями. А если "записка" была официальной, то она не могла не оставить хоть каких-нибудь следов в официальном делопроизводстве. Но подобных следов на сегодняшний день не существует. Кроме того, если бы "записка Дурново" была действительно официально поданой Государю запиской, то она должна быть соответствующим образом оформлена. Вот, например, как начиналась записка Л. А. Тихомирова на Высочайшее Имя по поводу необходимости созыва Поместного собора: "Ваше Императорское Величество Всемилостивший Государь. Осмеливаясь повергнуть на Ваше Высочайшее внимание прилагаемую статью мою "Безотлагательность Поместного Собора", я позволю себе, во имя чрезвычайной важности обстоятельств..." и т.д.31 Записка Тихомирова заканчивается следующим обязательным комплиментом: "Вашего Императорского Величества верноподданный, редактор, издатель "Московских ведомостей" Лев Тихомиров. Москва, Камергерский переулок, дом 8". Следует отметить, что в короткой записке Тихомирова обращение к императору полным титулом встречается 11 раз. А в весьма длинной "записке Дурново" — ни разу! То есть из "записки Дурново" никак нельзя сделать вывод, что она была адресована Николаю II. Кроме того, в ней отсутствуют любые сведения о пометах Государя, что совершенно исключено, если бы он действительно ознакомился с докладом такого крупного государственного чиновника, как П. Н. Дурново. Утверждение Тарле, что каким-то людям был известен лишь литографический экземпляр "записки", лишний раз свидетельствует о том, что мы имеем дело не с официальным документом, а с некой перепечаткой непонятного происхождения.